Ермо

Агнесса стояла в дверном проеме – разумеется, ничуть не смущенная его взглядом: налитые плечи и грудь с острыми сосками, широкие, как у Парвати, бедра…

Он молча кивнул на стенной шкаф, где помещался гардероб Лиз.

– Ваша жена была маловатенька. Она умерла?

Наконец она выбрала просторное ярко-лиловое кимоно с крупными бело-розовыми цветами.

– Сойдет?

– Так кто же вас прибил? – спросил он, когда они наконец устроились в маленькой уютной столовой и Агнесса жадно набросилась на еду. – Ваш друг?

Она кивнула.

– Ничего страшного – нервы. Он ужасно талантливый художник, ему просто не везет, да и кому сейчас в России нужны настоящие художники? Жулики в моде – хэппенинги, акции и прочая дребедень. Я попрошу, чтобы он показал вам свои работы… он и здесь пишет свое, урывая время от халтуры…

– Халтура – реставрация?

– Ну, Игорю не очень по душе религиозная живопись, только и всего, а здесь, на Западе, приходится заниматься главным образом ею. Он считает, что религиозная живопись – это жульничество. Настоящая религиозность, какая была у иконописцев и Джотто или даже у Рафаэля, – это уже консервы, а все, что делалось позднее, – халтура. Иванов, Ге, Нестеров – все это так безжизненно, скованно, холодно, то есть – никак. Бескровно. А вот саврасовские «Грачи» аж поют о красоте Божьего мира и всякой твари. И почему считается, что религиозная живопись – это религиозный сюжет?

Ермо постарался скрыть улыбку.

– Так считают не все, – возразил он. – Когда Жан Кокто в письме к Маритену выразил готовность целиком посвятить себя и свое искусство Господу, Маритен ответил, что Богу не нужно религиозного искусства, а если чего и нужно, так это искусства со всеми его зубами.

Она тряхнула блестящими каштановыми волосами и легко рассмеялась.

– Хорошо сказано! Кокто – это который педик? Любовник Жана Марэ?

– Он написал несколько превосходных вещиц…

Она залпом выпила вино и посмотрела на Ермо, облизывая пальцы. Bonne sauvage.

– Спасибо. Оказывается, я проголодалась.

– Если хотите, можете воспользоваться спальней жены.

– А удобно?

Он от души рассмеялся.

– Удобно, Агнесса.

На следующий день она сама отыскала дорогу в кабинет Джорджа, где он, с запахом кофе на столике и запахом сигары в пепельнице, подремывал после приема лекарств: ноги опять болели каждый день, колени распухли.

– Я не помешаю?

Робкая девушка, переминающаяся с ноги на ногу в дверях. Такую роль очень любят недорогие проститутки, играющие вчерашних школьниц и пытающиеся на этом заработать «чуток сверх таксы».

– Ух ты, да у вас тут целая галерея! Помните, я вчера говорила, что Игорь может показать свои работы? Согласны?

– Сейчас? – Он поднял брови. – Через час, если не возражаете. Ничего?

– Если вы не против…

«Они попытаются всучить мне какую-нибудь мазню, – скучливо подумал Джордж, провожая Агнессу взглядом из-под полуопущенных век. – Надо предупредить Фрэнка, чтобы приготовил наличные… долларов двести-триста, наверное, будет довольно…»

Смотрины устроили в том же зале, где работали реставраторы – они не обращали внимания ни на картины, расставленные в простенках, ни на хозяина, явившегося в сопровождении мажордома и Макалистера.

Присутствие англичанина явно раздражало русских, хотя оба старательно это скрывали. Но именно Макалистер решил дело в их пользу. Присев на корточки с сигарой в зубах, он бесстрастно порекомендовал Ермо приобрести две работы: «Больше задатков, чем мастерства, но эта парочка стоит денег, сэр». Девушка вполголоса переводила: парень плохо владел английским.

– Как называется эта картина? – спросил Ермо.

– «Женщина, жрущая мясо», – с вызовом ответил парень, исподлобья глядя на хозяина.

– Сильно сказано, – пробормотал Джордж. – И сильно сделано.

Нагая красавица в прелестной шляпке и с бараньей костью в руке, с выпачканными жиром губами и щеками, широко расставив литые бедра, злобно смотрела на старика – ее прекрасное тело сияло, как храм на солнце. Он узнал это тело.

– И сколько вы за нее хотите?

Молодой человек дернулся, как от удара.

– Не знаю, – резко сказал он. – Вы покупатель, ваши деньги… Русских можно купить задешево – так ведь вы считаете, не правда ли?

Агнесса глубоко вздохнула, но промолчала.

Джордж вопросительно посмотрел на Макалистера.

Англичанин пожал плечами.

– От двух до трех тысяч. Но поскольку автор, по существу, анонимный…

– Пять тысяч, – прервал его Джордж. – Фрэнк выдаст деньги. Пять тысяч, Игорь, вас устроят?

– Не знаю! – продолжал гнуть свое парень. – На эти деньги, конечно, в Москве можно… – Он вдруг оборвал себя и с трудом перевел дух. – Извините, Георгий Михайлович, я… Знаете, мой отец был неудачником, мы с сестрой выросли в подвале… он был непризнанным гением, маляром… Ненавижу непризнанных гениев! – Серое лицо его задрожало. – На глазах у меня он повесился… в подвале… когда-то там был мясной склад… вот он и повис на таком ржавом крюке… в горло… Извините… Спасибо!

– Игорь… – Ермо растерянно посмотрел на Агнессу. – Может, мы поужинаем вместе?

– Спасибо, – проговорила Агнесса сквозь зубы, – вы и в самом деле извините нас… это нервы…