Ермолай и сердце Злобушки (СИ)

   Внизу леса да луга сменяются болотами и селами. Иногда бург промелькнет, иногда выгон, а уж людей не разглядеть. Дубравы и те в крошечные пятнышки превращаются. Посмотрел Ермолай вверх, дыхание захолонуло. Прямо в облако уносит суомский ветер, кряхтит от натуги плот, развеваются, трепещут крыльями снежные волосы Беры, что от скорости вмиг до пояса выросли и в льняное полотно ветром соткались.

   Раз - и белая плена кругом, подсвеченная снизу розовым, два - и рассвет исчез, в глаза ударило яркое солнце. Зажмурился на миг Ермолай, а когда осмелился вокруг оглянуться, заметил справа то ли огненную колесницу, то ли жар-птицу, запряженную в телегу. Возница, лицом хитер и бородат, Ермолаю ласково подмигнул. Хотел Ермолай ответить на приветствие, да тут плот обратно в облака нырнул.

   Трясти стало меньше, дышать легче, и Бера прокричала, что поймала воздушную реку и теперь лететь будут медленнее, но вернее. И точно, дальше добрались почти без приключений. Одна напасть, ветром мешок с припасами с плота сдуло. Ну да после такого полета не о сушеном мясе горевать.

   Полдень облака разогнал. Поселки на земле уже не так быстро мелькают, Ермолай смог людей разглядеть, кто и чем занимается. Тем и развлекался всю дорогу. А Бера за ветром следила.

   Долетели до Итиля. Тут иссяк последний порыв ветра. Прямо напротив крепости в воду рухнули. Хорошо, часовой на тот миг сонный был, не приметил. А если б и приметил, ни за что не поверил бы собственным глазам.

   Смотрит Ермолай на отражение в воде и не узнает. Щеки впали, тело высохло, словно почернело, вихры отросли, борода аж до груди достает.

   - Еще бы меч в руку - и варг, из липы выструганный, - то ли пошутила, то ли всерьез сказала Бера. Вытащила из голенища нож и принялась лишние пряди Ермолаю отрезать.

   Ермолай промолчал. Грустно на сердце сделалось. Понял, пришло время прощаться.

   Так и вышло.

   У подножия великой горы Альберис, которую севернее называют Шат-горой, а южнее горой счастья, Бера и Ермолай расстались.

   - Твой путь лежит на юг, в страну джиннов, а мне идти на восток, искать след китовой руны, - сказала Бера. - Караванные тропы нахоженные, не пропадешь уж теперь.

   По-сестрински поцеловала Ермолая в лоб, щит за спиной поправила и ушла прочь, не оборачиваясь.

   А Ермолай поклонился вслед, и впервые за долгое время печальная улыбка коснулась обветренных губ.

   Сошел с дороги, присел на валун. Одиноко на душе сделалось. Подобрал ветку потолще и ножиком, что Бера подарила, стал свистульку строгать. Не спеша. Будто сидит на завалинке в деревне древичей, а кругом детишки стоят, за плотником наблюдают.

   Подул - тихим переливом отозвалась деревянная птичка, но радости в сердце не добавилось. Только глаза стали слипаться, что и неудивительно, после всех-то передряг.

   Лег Ермолай на теплую землю, прислонился спиной к валуну, солнцем согретому, дрема тут же одолела.

   И снился Ермолаю сон.

   Ермолай и синий бес

   Застрял топор в сосновом стволе, смола натекла, топорище окутала да и застыла - не вытащить теперь. Кинулся Ермолай за веревкой, топор спасать, пока бегал, топорище наполовину в ствол затянуло. Что за невидаль? Даже воздух как-то по-особому звенит. Смекнул Ермолай, дело тут не простое. Чьи-то проделки, шалость ехидная.

   Один глаз сощурил, принялся озираться, чтобы беса найти. И только о бесе подумал - он уж тут как тут. Синий, плотненький, росточком с локоток, голова больше туловища, а на лысом лбу черные рожки торчат. Рожица хитрая, но глаза не злые.

   - Твоих рук дело? - насупился Ермолай. - Зачем топор отнял?

   А бес шустро так по сосновому стволу перебежал, в воздухе перекувыркнулся и Ермолаю прямо на плечо плюхнулся. И писклявым голосочком бодренько говорит:

   - Здоров, Ермолай - деревья ломай, жену потеряй, топором балуй, сам тоскуй. Давай знакомиться! - это уже прямо в ухо.

   Попытался Ермолай беса с плеча смахнуть, но тот цепко держится, смеется. Крутился Ермолай, вертелся, руками махал, даже по земле немного покатался - ничего не помогает.

   Присел на поваленную сосну, глаза от солнца яркого ладонью прикрыл, опилки с рукава отряхивает, с тоской на топор косится - топорище на две трети в ствол ушло.

   - И что ты все вертишься, крутишься, - пищит на ухо синий бес. - Я от тебя не уйду, привыкай. Звать меня Синюшонок, умения мои такие - время вспять возвернуть, счастье с ног на голову обуть. А про тебя всё знаю, можешь не представляться.

   - И за что такое наказание? - с тяжелым вздохом спрашивает Ермолай.

   - А заместо топора! - веселится Синюшонок. - Да ты не боись, я тебе помогу, коли и ты мне службу сослужишь!

   В деревне древичей домовым блюдечко молока ставили, чтобы мелкие вещи не пропадали. Но чтобы кто с бесом на плече ходил, неслыханно. Нет у Ермолая охоты с рогатым дружбу сводить, но куда денешься?

   - И что за помощь? - вопрошает Ермолай, а сам вспоминает, какие у бесов уловки. С ними вечно так: попросишь яиц в лукошке, принесут, да яйца будут битые, а лукошко краденое.

   - Помогу счастье вернуть, - говорит бес.

   - А тебе от того какая польза?