Ермолова

«Дорогая, уважаемая, нежно любимая, великая Мария Николаевна.

Нездоровье мешает мне быть у вас. После визита к Гликерии Николаевне у меня начался малярийный приступ, и я должен был спешить укрыться в свой дом, не доехав до вас. Завтра, в день отъезда, я не смогу вырваться к вам. Не знаю, что ждет меня во время годового путешествия. Может быть, помрем или потонем, а может быть, и вернемся. Хочется перед отъездом попрощаться с теми, кто особенно дорог сердцу. На первом плане – вы, дорогая Мария Николаевна. Вы сами не знаете, какую громадную и важную роль вы сыграли в моей жизни – человека и актера.

Спасибо вам за все незабываемые и самые лучшие минуты моей жизни. Их дал мне ваш гений. Ах! Зачем вы не побывали в свое время в Европе? Тогда все бы знали, что первая артистка мира не Дузе, а наша Мария Николаевна. Буду много говорить о вас с заграничными актерами, а вы не забывайте вашего самого горячего и убежденного почитателя. Нежно любящий вас и благодарный

К. Станиславский».

В молодые годы отношения между ними были дружественные, но не такие близкие, как в последние. Станиславский иногда бывал у Марии Николаевны в доме, если попадал за границу одновременно с ней, то всегда навещал ее и потом с удовольствием вспоминал об этих встречах и вне закулисной атмосферы. Особенно он любил вспоминать их встречу в Висбадене, во время одной из гастрольных поездок Художественного театра. Они давали там «Федора Иоанновича». Мария Николаевна, лечившаяся там в это время, поехала смотреть своих товарищей, к которым относилась тепло и с интересом, и разделила радость их успеха.

Видались они и в Крыму, где у них было много общих знакомых: Чехов, Горький, Средин и другие.

Мария Николаевна высоко ставила Станиславского. Не пропускала постановок с его участием еще с Охотничьего клуба. Следила за ним. Когда он сыграл Ивана Грозного, она, не стесняясь, высказала отрицательное отношение к этой его роли: она, как и он, была всегда вполне искренна в вопросах искусства. Роль ему действительно не удалась. Но уже в следующем году, когда он сыграл «Доктора Штокмана», она написала о нем Средину: «За все это время видела одного только «Доктора Штокмана» и в восторге от Алексеева [настоящая фамилия Станиславского]. Вот вам бы понравился. Играет как великий актер». С тех пор она вполне оценила Станиславского как артиста и особенно любила его в пьесах Чехова. В последние годы, после своего возвращения из-за границы, Станиславский стал чаще бывать у нее, неусыпно следя за тем, не надо ли ей чего-нибудь, нельзя ли как-нибудь сгладить для нее бытовые затруднения.

Приезжая к Марии Николаевне, он сидел у нее, рассказывал ей театральные новости, которые почти до последних дней продолжали интересовать и трогать ее, но, заметив, что она немного утомилась (она в то время была очень слаба, и все нарушавшее обычный порядок дня волновало ее), он переходил к нам, – я тогда гостила у Маргариты Николаевны, дочери Марии Николаевны, – и у нас так хорошо засиживался, иногда разделял наш непритязательный обед или выпивал чашку кофе и тут много и оживленно рассказывал. Почти всегда наши разговоры вращались около Марии Николаевны.

Он вспоминал – то с волнением, то с грустью, то с улыбкой – прежние встречи… Как-то рассказал нам, как он играл с ней Паратова в «Бесприданнице» в Нижнем. Мария Николаевна поехала туда сыграть две-три роли, в том числе Ларису, по просьбе товарищей, а на роль Паратова пригласили Станиславского.