Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Наряду с «Пилар», регулярно превращавшейся в плавучий бар, «Флоридита» была в некоторой степени вторым домом Эрнеста. Расположенная на улице Обиспо, в нескольких шагах от отеля «Амбос Мундос», «Флоридита» была баром-рестораном «с причудливым декором, потолочными вентиляторами […] [и] барной стойкой из потемневшего красного дерева»[74]. Это был большой бар, немного более элегантный, чем «Неряха Джо» в Ки-Уэсте, но собирал он не менее разнородную публику: кубинских аристократов, американских бизнесменов, агентов ФБР, персонал консульства, испанских беженцев и даже некоторых «уважаемых проституток, с которыми каждый переспал в определенный момент за прошедшие двадцать лет»[75]. Эрнест любил обосноваться на краю стойки и пить «Папа Дабл», дайкири собственной рецептуры, слегка пряный, состоявший из двух с половиной доз рома, лимонного и грейпфрутового сока, украшенного шестью каплями фруктового ликера «Мараскино». Трех или четырех бокалов коктейля обычно хватало, чтобы уложить уже вполне заслуженного пьяницу, но Хемингуэй, который любил бить любые рекорды, иногда вливал в себя до десяти или даже пятнадцати бокалов, в зависимости от настроения. Это был его любимый напиток… наряду с виски, джином, шампанским, вином, пивом, ромом, сухим мартини и многим другим. Но это еще был и отличный способ проверить силу и значимость людей, которых он приглашал в «Флоридиту», ставшую в какой-то степени его городским офисом. Почти все его гости на Кубе, а их было много, прошли через «Флоридиту». Войти туда было легко, а вот выйти – это как получится.

В течение почти двадцати лет, что они провели на Кубе, Хемингуэи приняли у себя почти всех друзей Эрнеста. В дополнение к верным друзьям, рыбакам и журналистам он с радостью открывал двери своего дома для таких грандов этого мира, как Жан-Поль Сартр, герцог и герцогиня Виндзорские, Гэри Купер, Ингрид Бергман, Ава Гарднер и других… Когда Эрнест не работал, жизнь в усадьбе была «вечным выходным днем». «С понедельника по четверг, – призналась как-то Мэри, – я старалась поддерживать видимость спокойствия, но выходные всегда проходили на грани скандала, а порой и за гранью»[76].

* * *

Однако Финка не всегда принимала столь славных гостей. В 1942 году, в то время как Соединенные Штаты вступили в войну после нападения на Перл-Харбор, имение стало резиденцией неофициальной группы, названной Хемингуэем «Crook Factory» («Фабрика жуликов»). Вот уже несколько месяцев подводные лодки адмирала Дёница вели кровавую кампанию по всей Атлантике и в Мексиканском заливе, уничтожая большое количество американских торговых судов, шедших в Европу, особенно в Великобританию. В начале 1942 года примерно 360 кораблей были потоплены у берегов США, и ситуация стала настолько серьезной, что генерал Джордж Маршалл, начальник штаба армии США, в специальной записке призвал использовать «все мыслимые подручные средства» в борьбе с врагом. Но война происходила не только на море, и Куба быстро стала прибежищем для пятой колонны противника в Карибском бассейне. По словам Марты, работавшей над статьей по этому вопросу, примерно 700 немецких агентов и 30 000 испанских беженцев-«фалангистов»[77] наводнили остров. Таким образом, с одобрения посольства и ФБР Хемингуэй создал неофициальную сеть контршпионажа, состоявшую из местных рыбаков, игроков в jai-alai, его кубинских друзей и прочих людей, таких же выпивох, как и он сам. Она финансировалась посольством США, и основная задача «Фабрики жуликов» состояла в выявлении запасов продовольствия, предназначенного для подводных лодок, в отслеживании немецких агентов и в срыве готовящихся диверсий.

Однако ФБР не особо разделяло энтузиазм посольства в отношении этой организации и ее начальника, а Эдгар Гувер не скрывал своего скептицизма относительно способностей Эрнеста: «Касательно использования Эрнеста Хемингуэя в качестве разведчика или резидента, по моему мнению, Хемингуэй никоим образом не пригоден к такой работе. Его взгляды небезупречны, а трезвость суждений, если она остается такой же, как несколько лет назад, весьма сомнительна»[78]. Это откровенно антикоммунистическое агентство еще в начале 30-х годов завело досье на писателя, в частности, из-за его приверженности к республиканцам во время Гражданской войны в Испании. «Боюсь, что я там окончательно прослыл красным, – говорил Хемингуэй устами Роберта Джордана из романа «По ком звонит колокол», – и меня занесли в черный список».