Читаем Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа полностью

4 мая 1953 года, находясь на борту «Пилар», Хемингуэй узнал по радио, что ему присудили Пулитцеровскую премию за «Старика и море». Хоть он и отпраздновал эту награду, однако не удержался от беспокойства по поводу возрождения своей популярности, потому что – и он это прекрасно знал – любая премия обязательно привлекает внимание к персоне писателя. Эрнест предпочитал, чтобы анализировали его работу, а не «правонарушения [его] существования», и он начал страдать от имиджа, который он добровольно выстроил, удерживая журналистов на расстоянии от своей работы. «Я хочу быть известен как писатель, – писал он, – а не как человек, который несколько раз ходил на войну, и уж тем более – не как боксер из бара, не как простой стрелок, не как завсегдатай скачек, не как пьяница. Я бы хотел быть просто писателем, и чтобы обо мне судили, как о писателе»[82]. Журналистам, следовавшим один за другим в Финку, Эрнест постоянно напоминал, что он не суперохотник и не монумент мужественности, о котором так любили говорить средства массовой информации. «Я не публичный аниматор и не политик, который стремится привлечь избирателей на свою сторону, – говорил он Хотчнеру. – Я писатель, и я имею право работать, а также право биться за то, чтобы меня не раздавили».

Раздавили – это, вероятно, было то, что Эрнест почувствовал еще в 1952 году. Он, кто всегда испытывал более или менее жестокие фазы депрессии, погружался с постоянными перерывами в свою работу, находясь в экстремальном состоянии раздражительности. Плюс дополнительное воздействие алкоголя, который он поглощал в огромном количестве. Плюс Эрнест страдал от тяжести многих смертей, омрачавших последние годы его существования: Макс Перкинс, Кейт Дос Пассос, его повар, его мать, отец Мэри, его вторая жена Полина или еще Чарльз Скрибнер, его издатель. Время шло, и приближалась старость. Даже его тело постепенно начало подводить его. Уже давно озабоченный своим здоровьем, Эрнест теперь ежедневно стал следить за своим весом, давлением, уровнем холестерина, и он скрупулезно отмечал всю эту информацию в записной книжке. Его ванная комната походила теперь на филиал аптеки, с полками, полными бережно сохраняемых образцов мочи. От звонка телефона до неосторожного слова – любой пустяк его раздражал, и его гнев был столь же частым, как и яростным: Генри Джеймс был для него «снобом», Том Вулф – «плохим», Фицджеральд – просто «старателем, нашедшим соляную шахту», не говоря уже о Гертруде Стайн или Фолкнере, его главном сопернике, которого он презирал за любовь к выученным словам и претенциозность. Даже его жена Мэри стала мишенью его атак, и, несмотря на искреннюю любовь, Эрнест не мог не унижать ее множество раз, доходя до того, что во время обеда ставил тарелку на пол, как собачью миску, или оскорблял ее, называя самой посредственной военной корреспонденткой. На этой стадии Мэри и сама, хоть она и привыкла к «тараканам» мужа, опасалась «общего распада его личности».

* * *

К сожалению, 1954 год лишь ухудшил положение. Уже значительно ослабленный двойной авиааварией в Африке, Эрнест получил 28 октября Нобелевскую премию по литературе «за выдающееся стилистическое овладение искусством современного повествования, в очередной раз продемонстрированное в «Старике и море» […], а также за восхищение теми, кто ведет праведную борьбу в этом мире насилия и смерти». Нет сомнения, польщенный этой наградой, Эрнест, однако, не испытал особого энтузиазма по поводу этой «шведской фантазии». Напротив, он забеспокоился. Он забеспокоился о влиянии, которое она будет иметь на его спокойствие и его работу, потому что, по его словам, «ни один из ублюдков, получивших Нобелевскую премию, больше не написал ничего пригодного для чтения […] Эта премия – это проститутка, которая может соблазнить и заразить дурной болезнью. Я знал, что рано или поздно и я получу ее, а она получит меня. А вы знаете, кто она, эта блудница по имени слава? Маленькая сестра смерти»[83]. На самом деле, постоянно тревожимый журналистами, которые в буквальном смысле взяли в осаду Финку, Эрнест больше не опубликует ни одной большой работы в своей жизни, и ему будет все труднее и труднее писать. Постоянно прерываемый телефонными звонками, просьбами об интервью, «сумасшедшими» и «занудами всех видов», Хемингуэй не мог обрести концентрацию, необходимую для литературной работы. «В настоящее время, – говорил он, – я устал от самого себя, от ответов на вопросы, от фотографов, от заявлений. Я не хочу больше слышать разговоры о себе, я хочу, чтобы мне дали писать, как я это делал до того, как это все произошло». Ссылаясь на свое здоровье, Эрнест отказался даже поехать в Стокгольм на получение Нобелевской премии, и его речь прочитал посол США, и она заканчивалась следующими словами: «Я уже наговорил слишком много. Все, что писатель имеет сказать людям, он должен не говорить, а писать».

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги