Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Если охота на подводные лодки, жизнь в Финке и на борту «Пилар», кошки и атмосфера «Флоридиты» в значительной степени повлекли за собой появление «Островов в океане», то великим кубинским романом Хемингуэя, что бесспорно, стал «Старик и море», и эта история, похоже, занимала его уже давно. На самом деле тут стоит вспомнить его письмо Адриане Иванчич или рассказ «На голубой воде», опубликованный в «Эсквайре» в 1936 году, где уже можно было прочитать следующие строки: «В другой раз, у Кабаньяса, старик поймал огромного марлина, который утащил его лодку в море. Через два дня старика подобрали рыбаки в 60 милях к востоку. Голова и передняя часть рыбы были привязаны к лодке. То, что осталось от рыбы, было меньше половины и весило восемьсот фунтов. Старик не расставался с рыбой день и ночь и еще день и еще ночь, и все это время она плыла на большой глубине и тащила за собой лодку. Когда рыба всплыла, старик подтянул к ней лодку и ударил ее гарпуном. Привязанную к лодке, ее атаковали акулы, и старик боролся с ними совсем один в Гольфстриме на маленькой лодке. Он бил их багром, колол гарпуном, отбивал веслом, пока не выдохся, и тогда акулы съели все, что могли». На протяжении почти пятнадцати лет Хемингуэй вынашивал в себе эту историю, он позволил ей созреть, развиться, обрести четкие очертания. Он терпеливо ждал, пока она оформится «со шкурой, ободранной до костей». Потому что его цель была двоякой: написать, конечно же, «реальную» историю, но также и «вернуть достоинство», взять реванш у критиков, которые после «За рекой, в тени деревьев» посчитали, что писатель кончился.

1 сентября 1952 года «Старик и море» был выпущен в полном объеме в обозрении «Лайф», и за сорок восемь часов разошлось не менее пяти миллионов экземпляров. Менее чем через неделю книга вышла в издательстве «Скрибнер’с», и после этого 50 000 копий было продано сразу, а потом продажи стабилизировались на уровне 3000 копий в неделю, и это только на территории США. Помимо этих астрономических цифр, Эрнест был особенно польщен сотнями писем, ежедневно приходивших к нему, в которых читатели путались в благодарностях. Некоторые фанаты даже приезжали в Финку и заливались слезами, вспоминая вместе с ним о приключениях этого старика, чья история вдохновляла раввинов, священников и пасторов в их проповедях. Хемингуэй взял реванш, потому что, в дополнение к этой огромной популярности, критики выстраивались один за другим, соревнуясь в хвалебных определениях в своих колонках: «удивительно», «шедевр литературной композиции» и т. д. Все единогласно приветствовали универсальный характер книги и качество ее написания.

Уже все или почти все было сказано об этом коротком романе: христианская притча или детская сказка, трагедия, эпопея, аллегория, мистика… но, возможно, это была просто история, начинающаяся со слов: «Однажды старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме». Как в книге «И восходит солнце», в которой публика предпочла увидеть декадентскую сторону персонажей, а не моральный замысел автора, успех книги «Старик и море» был построен на недоразумении. Критика, как и читатели, оценила в основном символическое значение работы, некоторые даже дошли до того, что увидели в ней некое христианское жертвоприношение. Но, как сказал сам Эрнест, «ни одна хорошая книга никогда не была написана так, чтобы символы в ней были придуманы заранее и вставлены в нее. Такие символы вылезают наружу, как изюминки в хлебе с изюмом. Хлеб с изюмом – это очень хорошо, но простой хлеб лучше»[80].

Одному из своих друзей-рыбаков, который спросил его о том, что такое символ, Эрнест ответил, что это просто «новый трюк», изобретенный интеллектуалами. Это хорошо понятно: Хемингуэй опасался символов и чрезмерностей; есть только одна вещь, способствовавшая успеху «Старика», только один секрет – это его абсолютная искренность: «Море означает море, старик – это старик, мальчик – это просто мальчик, а акулы не лучше и не хуже, чем все прочие акулы. Весь символизм, о котором говорят люди, это полная ерунда»[81].

* * *