Читаем Эрнст Генри полностью

«В графе моей учетной карточки „социальное положение родителей“ обозначено, что родители мои были кулаками… Но семью свою кулацкой и себя сыном кулака я никогда не считал и не считаю, потому что основным признаком кулацкого двора, как известно, является применение наемного труда, а в хозяйстве моего отца, крестьянина-кузнеца, наемный труд не применялся…

Я сделал все, что было в мои силах: добился приема у тогдашнего секретаря Смоленского обкома партии И. П. Румянцева… Он мне сказал (я очень хорошо помню эти слова), что в жизни бывают такие моменты, когда нужно выбирать „между папой и мамой, с одной стороны, и революцией — с другой“, что „лес рубят — щепки летят“ и т. п.

И всю мою юность мне было привычно, хоть и горько, носить на себе печать этого несчастья, считаться „сыном кулака“… В многочисленных изданиях моих книг, в учебниках и хрестоматиях в биографических справках — всюду указывается, что писатель Твардовский А. Т. — сын крестьянина-кузнеца, то есть выходец из трудовой семьи…

Получается, что у меня как бы две биографии: одна — в книжках — для народа, для читателей, другая в учетной карточке… Секретарь Краснопресненского РК КПСС сообщил мне, что этот вопрос может быть решен лишь Центральным Комитетом КПСС».

Александр Трифонович был не только знаменитым и любимым всей страной поэтом и главным редактором самого заметного литературно-художественного журнала «Новый мир», но и членом Центральной ревизионной комиссии КПСС, то есть входил в высшие органы партии. Хрущев принял Твардовского. Поручил его дело 1-му секретарю Московского горкома Екатерине Алексеевне Фурцевой. Она обратилась в Смоленск.

1-й секретарь Смоленского обкома Павел Иванович Доронин отправил результаты проверки Фурцевой под грифом «секретно»: «Ввиду недостатка рабочих рук во время уборки урожая Твардовский Т. Г. нанимал иногда одного-двух сезонных рабочих… Постоянной наемной рабочей силы в хозяйстве не было… Хозяйство Твардовского Т. Г. было не кулацким, а крепким середняцким хозяйством, удовлетворявшим личные потребности семьи». Фактически это был оправдательный документ. Но одновременно 1-й секретарь обкома подтвердил, что Твардовский-старший нанимал рабочих. А это и был главный формальный признак кулака.

Московский горком переслал материалы проверки в Краснопресненский райком с указанием принять решение самостоятельно. Это означало ничего не менять. На бюро райкома партии пригласили и трижды лауреата Сталинской премии Твардовского. Бюро постановило: «В просьбе об изменении записи в учетной карточке о социальном происхождении родителей после 1917 года, отказать».

Первый поэт России — а именно так называли его восхищенные читатели — мог только развести руками. Мертвая буква инструкции сильнее. На что же рассчитывать Эрнсту Генри с его сомнительной анкетой?

Разочаровался ли он в коммунистических идеях?

Нисколько! Как и многие вчерашние политзэки, которых понемногу отпускали из лагерей. Они продолжали верить в коммунистические идеи и идеалы. Один из тех, кто сидел при Сталине, а потом был реабилитирован и дружил с Эрнстом Генри, рассказывал мне, как на дружеской вечеринке у кого-то дома вчерашние «враги народа» восторженно и искренне пели «Интернационал», а хозяин комнаты вдохновенно аккомпанировал им на пианино…

Расчет с прошлым

После смерти вождя жизнь в стране переменилась. Динамичная политика Хрущева открывала новые возможности. Молодежь откликнулась на его порыв к искренности. Освобожденное от страха и сталинских оков общество ожило.

Утром 25 февраля 1956 года, на двадцатом по счету заседании ХХ съезда партии, председатель правительства Николай Александрович Булганин предоставил слово Хрущеву. 1-й секретарь ЦК КПСС произнес доклад о сталинских преступлениях. «Съезд выслушал меня молча, — вспоминал Никита Сергеевич. — Как говорится, слышен был полет мухи. Всё оказалось настолько неожиданным. Нужно было, конечно, понимать, как делегаты были поражены рассказом о зверствах, которые были совершены по отношению к заслуженным людям, старым большевикам и молодежи. Сколько погибло честных людей!.. Считаю, что вопрос был поставлен абсолютно правильно и своевременно. Не только не раскаиваюсь, но доволен, что правильно уловил момент и настоял, чтобы такой доклад был сделан. Ведь людей держали в тюрьмах и лагерях».

Секретным хрущевский доклад оставался только в том смысле, что его текст не публиковался в открытой печати. А с его содержанием познакомили многие миллионы людей. 1 марта был готов текст доклада, который предполагали разослать по всей стране. В него включили пассажи, которые произнес Хрущев, отвлекаясь от текста. А кое-что напротив, вычеркнули.

Через неделю после съезда, 5 марта 1956 года, Президиум ЦК КПСС принял Постановление:

«1. Предложить обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик ознакомить с докладом тов. Хрущева Н. С. „О культе личности и его последствиях“ на ХХ съезде КПСС всех коммунистов и комсомольцев, а также беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное