«В графе моей учетной карточки „социальное положение родителей“ обозначено, что родители мои были кулаками… Но семью свою кулацкой и себя сыном кулака я никогда не считал и не считаю, потому что основным признаком кулацкого двора, как известно, является применение наемного труда, а в хозяйстве моего отца, крестьянина-кузнеца, наемный труд не применялся…
Я сделал все, что было в мои силах: добился приема у тогдашнего секретаря Смоленского обкома партии И. П. Румянцева… Он мне сказал (я очень хорошо помню эти слова), что в жизни бывают такие моменты, когда нужно выбирать „между папой и мамой, с одной стороны, и революцией — с другой“, что „лес рубят — щепки летят“ и т. п.
И всю мою юность мне было привычно, хоть и горько, носить на себе печать этого несчастья, считаться „сыном кулака“… В многочисленных изданиях моих книг, в учебниках и хрестоматиях в биографических справках — всюду указывается, что писатель Твардовский А. Т. — сын крестьянина-кузнеца, то есть выходец из трудовой семьи…
Получается, что у меня как бы две биографии: одна — в книжках — для народа, для читателей, другая в учетной карточке… Секретарь Краснопресненского РК КПСС сообщил мне, что этот вопрос может быть решен лишь Центральным Комитетом КПСС».
Александр Трифонович был не только знаменитым и любимым всей страной поэтом и главным редактором самого заметного литературно-художественного журнала «Новый мир», но и членом Центральной ревизионной комиссии КПСС, то есть входил в высшие органы партии. Хрущев принял Твардовского. Поручил его дело 1-му секретарю Московского горкома Екатерине Алексеевне Фурцевой. Она обратилась в Смоленск.
1-й секретарь Смоленского обкома Павел Иванович Доронин отправил результаты проверки Фурцевой под грифом «секретно»: «Ввиду недостатка рабочих рук во время уборки урожая Твардовский Т. Г. нанимал иногда одного-двух сезонных рабочих… Постоянной наемной рабочей силы в хозяйстве не было… Хозяйство Твардовского Т. Г. было не кулацким, а крепким середняцким хозяйством, удовлетворявшим личные потребности семьи». Фактически это был оправдательный документ. Но одновременно 1-й секретарь обкома подтвердил, что Твардовский-старший нанимал рабочих. А это и был главный формальный признак кулака.
Московский горком переслал материалы проверки в Краснопресненский райком с указанием принять решение самостоятельно. Это означало ничего не менять. На бюро райкома партии пригласили и трижды лауреата Сталинской премии Твардовского. Бюро постановило: «В просьбе об изменении записи в учетной карточке о социальном происхождении родителей после 1917 года, отказать».
Первый поэт России — а именно так называли его восхищенные читатели — мог только развести руками. Мертвая буква инструкции сильнее. На что же рассчитывать Эрнсту Генри с его сомнительной анкетой?
Разочаровался ли он в коммунистических идеях?
Нисколько! Как и многие вчерашние политзэки, которых понемногу отпускали из лагерей. Они продолжали верить в коммунистические идеи и идеалы. Один из тех, кто сидел при Сталине, а потом был реабилитирован и дружил с Эрнстом Генри, рассказывал мне, как на дружеской вечеринке у кого-то дома вчерашние «враги народа» восторженно и искренне пели «Интернационал», а хозяин комнаты вдохновенно аккомпанировал им на пианино…
Расчет с прошлым
После смерти вождя жизнь в стране переменилась. Динамичная политика Хрущева открывала новые возможности. Молодежь откликнулась на его порыв к искренности. Освобожденное от страха и сталинских оков общество ожило.
Утром 25 февраля 1956 года, на двадцатом по счету заседании ХХ съезда партии, председатель правительства Николай Александрович Булганин предоставил слово Хрущеву. 1-й секретарь ЦК КПСС произнес доклад о сталинских преступлениях. «Съезд выслушал меня молча, — вспоминал Никита Сергеевич. — Как говорится, слышен был полет мухи. Всё оказалось настолько неожиданным. Нужно было, конечно, понимать, как делегаты были поражены рассказом о зверствах, которые были совершены по отношению к заслуженным людям, старым большевикам и молодежи. Сколько погибло честных людей!.. Считаю, что вопрос был поставлен абсолютно правильно и своевременно. Не только не раскаиваюсь, но доволен, что правильно уловил момент и настоял, чтобы такой доклад был сделан. Ведь людей держали в тюрьмах и лагерях».
Секретным хрущевский доклад оставался только в том смысле, что его текст не публиковался в открытой печати. А с его содержанием познакомили многие миллионы людей. 1 марта был готов текст доклада, который предполагали разослать по всей стране. В него включили пассажи, которые произнес Хрущев, отвлекаясь от текста. А кое-что напротив, вычеркнули.
Через неделю после съезда, 5 марта 1956 года, Президиум ЦК КПСС принял Постановление:
«1. Предложить обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик ознакомить с докладом тов. Хрущева Н. С. „О культе личности и его последствиях“ на ХХ съезде КПСС всех коммунистов и комсомольцев, а также беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников.