Эрнст Генри

Галифакс ответил: «Я чувствую себя Брутом, но я не спал всю ночь, размышляя, и не могу занять иной позиции».

Чемберлен презрительно написал: «Ночные размышления редко ведут в правильном направлении».

Вечером 27 сентября Чемберлен провел заседание кабинета, объяснив, что на следующий день по требованию Черчилля созовет парламент. Итак, британскому кабинету предстояло решить: рекомендовать чехам капитулировать или нет? На сей раз министры не хотели позориться. Невилл Чемберлен сидел молча. Он видел, что его политика умиротворения рушится. Ему поручили на завтрашнем заседании парламента сказать, что если Франция вступит в войну на стороне Чехословакии, Англия не оставит ее в беде. По решению кабинета Чемберлен приказал 1-му лорду адмиралтейства Даффу Куперу мобилизовать военно-морской флот.

Эрнст Генри сразу отметил, как изменился Лондон: раздавали противогазы, рыли окопы для зениток и щели, чтобы укрываться при авиационных налетах. Он слышал, как по радио сокрушался Чемберлен:

— Как ужасно, что мы должны рыть окопы из-за столкновения в далекой от нас стране между народами, о которых мы почти ничего не знаем. Как бы мы ни симпатизировали маленькой стране, столкнувшейся с большой и мощной державой, мы ни при каких обстоятельствах не можем позволить вовлечь Британскую империю в войну только по этой причине. Сражаться надо по более важным причинам. Война — это кошмар для меня. Но я убежден, что если какая-то страна попытается доминировать в мире, опираясь на силу, ее нужно остановить.

И все-таки в войне нервов первым не выдержал именно Невилл Чемберлен. Он отправил Гитлеру новое письмо с предложением решить судьбу Судетской области на конференции с участием Англии, Франции, Германии, Италии и Чехословакии.

В Лондоне заседание Палаты общин началось после обеда. Зал был полон. Эрнст Генри тоже хотел услышать, что скажет премьер-министр. Тот уже начал свою речь, когда в зале появился заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган. Он протиснулся с трудом и, добравшись до канцлера казначейства Джона Саймона, сидевшего рядом с премьер-министром, передал ему какие-то две страницы.

После нескольких неудачных попыток Джону Саймону удалось подсунуть эти бумаги премьер-министру. Невилл Чемберлен замолчал и прочитал то, что ему принесли. Он спросил шепотом Саймона:

— Сказать им сейчас?

Тот кивнул. Чемберлен сообщил парламенту:

— Я только что получил сообщение, что господин Гитлер приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он также пригласил сеньора Муссолини и мсье Даладье. Сеньор Муссолини уже принял приглашение. Не сомневаюсь, что и мсье Даладье поступит так же. Обо мне нечего и говорить. Мы все патриоты. Мы радуемся тому, что кризис откладывается и появляется еще одна возможность уладить дело миром. Господин спикер, я не могу больше говорить. Надеюсь, палата отпустит меня, чтобы я спокойно подумал, что я могу сделать для этой последней попытки. Дебаты откладываются на несколько дней. Надеюсь, мы встретимся при более счастливых обстоятельствах.

Депутаты встали — за исключением нескольких принципиальных противников политики умиротворения (среди них был и будущий премьер-министр Энтони Иден) — и устроили Чемберлену овацию. Уинстон Черчилль сидел, погруженный в свои мысли. Его лицо выражало гнев и растерянность. Но когда Чемберлен проходил мимо, Черчилль встал, пожал ему руку и сказал:

— Да поможет вам Бог.

В Мюнхене за столом переговоров Гитлер легко получил все, что требовал. Чехословакия лишилась Судетской области, где чехи соорудили мощные оборонительные укрепления. Теперь страна осталась фактически беззащитной… Немецкие войска получили право войти в Судетскую область, которая отныне стала именоваться Судетенландом. Плебисцит предполагалось провести в районах, которые займет вермахт, так что результат нетрудно было предугадать.

Невилл Чемберлен улетел домой. Возвращение его в Лондон было триумфальным. Эрнст Генри запомнил этот день на всю жизнь. Толпы собирались, чтобы приветствовать главу правительства. Он побывал в Букингемском дворце, где отчитался перед королем, потом созвал заседание кабинета министров.

В своей резиденции на Даунинг-стрит Невилл Чемберлен подошел к окну и торжествующе потряс документом с подписью Гитлера:

— Друзья мои, второй раз в нашей истории мы привозим из Германии почетный мир. Я верю, что это мир на многие годы.

Чемберлена в Мюнхене интересовала вовсе не судьба Чехословакии. Когда основные вопросы были решены, он предложил фюреру подписать короткое двустороннее заявление. В нем говорилось о «желании двух народов никогда не воевать друг с другом». Подпись фюрера на этом листе бумаги Чемберлен и счел гарантией мира.

В Лондоне Палата общин три дня обсуждала мюнхенские договоренности. В знак протеста 1-й лорд Адмиралтейства Дафф Купер подал в отставку. Он получил возможность высказаться первым:

— Я, по-видимому, сломал свою политическую карьеру. Но это мелочь. Я сохранил нечто более важное. Я могу ходить с высоко поднятой головой.