Эротические страницы из жизни Фролова

Сережкиной радости не было предела. Вначале он аж застыл от неожиданности, словно увидел перед собою невообразимое сокровище. Но потом быстро пришел в себя, спешно натянул один из символов моря на тело и бегом к трюмо. И не снимал до вечера, то и дело как бы нечаянно проходя мимо зеркала в прихожей. Или мимо трельяжа в большой комнате, где было еще виднее - даже со спины.

- Ну что, вылечил? - спросила Ирина, как только они уединились.

- Не знаю. Может быть. Очень даже может быть.

И рассказал все о неожиданном визите. В том числе и о своих странных ощущениях - и по отношению к Флоре, и по отношению к ее сынишке.

- Самка… - задумчиво повторила за ним жена. - А я не самка?

- Нет. Ты - моя часть. Моя женская половина. А она совсем другая. Отдельная от всех.

- Я тоже отдельная от всех. Кроме тебя. Совершенно отдельная. Не веришь?

- Верю.

Они еще долго говорили о Флоре, ее муже и сынишке. И Ирина почему-то больше не иронизировала по ее поводу. Совсем наоборот.

А вечером, укладываясь в постель, они взяли к себе Сережку. Уложили его между собой и долго беседовали на самые разные, интересные ему темы. Говорили, как равные с равным, не позволяя себе ни тени превосходства или назидательности. Разве что само собою получалось так, что он слушал их, как более знающих и более опытных в разных житейских делах. И не только житейских.

Потому и задавал им вопрос за вопросом. Будто долго копил их специально для этого вечера. Самых разных. Даже тех, какие в другой обстановке никогда не задал бы:

- Ма, а ты меня грудью кормила?

- Конечно, сынок. До семи месяцев. А потом ты сам бросил. Соска почему-то больше понравилась.

- И совсем не поэтому, - поправил ее отец, давая понять сыну, что тот затронул их давний спор, - просто он хотел поберечь твою грудь, чтобы она оставалась такой, какою и до него была - круглой, упругой и самой красивой во всем мире.

- А почему я этого не помню?

- Потому что совсем маленьким был, - предположила мать.

- Это, к сожалению, все забывают, - добавил отец. - И я тоже не помню.

- Почему?

- Не знаю, - признался он. - Мы многое почему-то забываем. Особенно о мамах. Много всего такого, что на самом деле обязаны были бы помнить всю свою жизнь.

- А я не забуду.

И он, совсем не стесняясь, положил голову щекою на почти совсем оголившуюся от ночной рубашки мамину грудь. Вряд ли он понял, что мама именно так лежала, чтобы ему было удобно это сделать. А может и понял - и потому так и сделал…

- Ты же сказал, что уже забыл.

- Но вы же напомнили. И я уже почти что вспомнил…

9. Его Всевеличие Эрос, Бог Наслаждения и Бессмертия

В понедельник Ирина позвонила от Пашки и как бы соврала, что находится у подруги и задержится у нее до вечера. А о том, что она звонит именно от Пашки, и что у нее в общем-то все в порядке, Виктор должен был определить по имени этой самой подруги. Такая вот незамысловатая конспирация.

Весь вечер Виктор прислушивался к своим ощущениям. Но ничего не прислышал. Почти ничего. Так - легкие мимолетные всплески далеких Иркиных эмоций. Да и те он скорее сам придумал, чем ощутил - так ему показалось.

Он недоумевал. Неужели он потерял способность ее чувствовать? Или она каким-то образом от него закрылась?

Нет. У нее не было причин от него закрываться, даже если бы она умела это делать. И свои способности он потерять не мог, наоборот, он был уверен, что в последние дни они у него еще более обострились.

Значит, ничего и не происходит?

И ревности он почему-то ни капли не чувствовал. Впрочем, ее и заранее не было - это же Пашка…

Ну и что, что Пашка? - спрашивал он сам себя.

И не знал, что ответить. Но ревности так и не ощутил. Может, совсем уже очерствел…

Ну да, с какой это стати? Нет, он никак не очерствел. Совсем наоборот. Совсем-совсем наоборот…

За эти два с половиной месяца самых разных сексуальных неожиданностей он весь проникся совершенно новыми чувствами к своей жене, - очень сильными, всепоглощающими, глубокими и таинственно-загадочными, непредвиденными и ранее им никогда не испытываемыми. Он как бы переступил на новый уровень ее восприятия - одновременно и более высокий, и более глубокий, чем прежний. Да, она стала для него и выше, и глубже, чем была до этого. И еще более загадочной. Будто в ней вот-вот готова была раскрыться ему какая-то удивительная тайна, о которой он и слыхом не слыхивал, и видом не видывал…

Что же они там весь вечер делают? О погоде, что ли, болтают?

Ничего он не чувствовал. Ну ничего. Совсем.

А вот Светланка сразу что-то надыбала. Мгновенно, как только зашла и передала "пламенный привет" от Танечки-Толика. И босоножки не сбросила, а уже что-то поняла. Даже еще не убедившись воочию, что матери нет дома.

Подошла к нему, сжала ладонями его щеки и строго спросила:

- Где мама?

- Скоро придет, - как можно более индифферентно ответил он, освобождаясь из ее ладоней. - Кушать будешь?

- Когда придет, тогда и будем. Сережка звонил?

- Нет.

- Он у Лены остается. Ее Бориска опять в командировку умотал.

- Я знаю. Она звонила.

Она быстро переоделась в домашний халатик.