Эротические страницы из жизни Фролова

- Может, таким образом он берег тебя? Ну, я имею в виду твои чувства. Чтобы ты не сокрушалась потом от того, что изменяешь своему мужу. Удовлетворила, мол, по дружески, а на чувства, мол, ни ты, ни он и не посягали. Мне кажется, что я бы на его месте вполне мог поступить примерно так же, - осторожно предположил Виктор.

- Ты так думаешь? - озадаченно посмотрела на него Ирина.

- Не знаю. Просто предположение.

Она снова обратилась взглядом в потолок, а Светка с нескрываемым интересом уставилась на ее глаза, пытаясь, видимо, угадать, о чем она сейчас думает.

- Нет. Он бы потом себя иначе вел. Мы еще с полчаса сидели одетые. Его как подменили. Знаешь, что он чувствовал? Что наставил тебе рога. И именно от этого испытывал восторг. Не от меня самой, не от того, что меня трахнул - слушайте, вот откуда это слово так прижилось, точнее и не скажешь - а от того, что попользовался твоей собственностью. Витя, он не только так и не попытался снять с меня лифчик, - даже не прикоснулся рукой к груди. Ему это было просто неинтересно. Я вообще была интересна ему прежде всего, как чужая собственность. Он обыкновенный примитивный баклажан. Вроде и инфантильным нельзя назвать - по меньшей мере в физиологическом смысле. Но что-то такое в нем есть. Какой-то особенный - чувственный, что ли - инфантилизм.

- Не особенный. Судя по тому, что я слышал от многих мужчин - это вполне обычный стереотип. Таких мужчин очень много. Может быть даже большинство. Может быть даже - подавляющее.

- Бедная Настя. Ведь он и с нею был таким же - я теперь в этом уверена. Вспоминаю их тогдашних и все больше в этом убеждаюсь. И ты тоже… Почему ты ее потом еще раз не вылюбил? По-настоящему, а не так, как той ночью… Подумаешь, верность мне сохранял… Ни я, ни Пашка тогда не догадались бы. Зато она хоть раз, хоть перед смертью почувствовала бы, что на самом деле в жизни бывает…

Она замолчала, поняв видимо, куда ее занесло в присутствии дочки. Но поправлять себя не стала. И отец с дочерью тоже замолкли, спрятавшись на время каждый в свои мысли.

Ирка как Ирка. Сначала уверяла дочку, что "не сможет при ней", а теперь такого наговорила, что не поймешь, как дальше себя вести. Впрочем…

- А я бы ему за "рога" в морду дала бы, - внезапно возникла Светка.

- Он же не говорил так. Я просто почувствовала.

- Ну и что? Вот взяла бы и врезала - как только почувствовала. Сковородкой, например. Ему помочь хотели, а он… Если еще раз станет клеиться, ты так и сделай. Или давай я, а? - загорелась вдруг она.

- Что - ты? - чуть не испуганно спросила мать.

- Ну, врежу.

Ирка с недоумением уставилась на нее, а у самой в глазах забегали-заметались странные, явно позапрошлые мысли, будто она прозревать вдруг стала в какие-то только ей заметные закрома пространственно-временного континуума.

- Я… да, ты права… - все еще сверкая бегающими в зрачках невидимыми зайчиками, забормотала она, - я еще раз должна с ним трахнуться…

- Обойдешься, - вежливо заметил муж. - Достаточно с него и одного сеанса. И с тебя тоже.

Она повернулась к нему с таким удивленным выражением, будто он какую-то чепуху обронил.

- Ты помнишь их брачную ночь? - неожиданно спросила она.

- В каком смысле?

- Они в час ночи ушли в свою комнату. А мы продолжали пьянствовать за столами. Помнишь?

Свадьбу они играли в доме родителей, - вспомнил Виктор. - Не дом, а домина. Двухэтажный. В том районе все такие - там строилась для себя почти вся городская элита. Пашкин отец тогда был очень заметной фигурой в госадминистрации. А квартиру для сына устроил уже через месяц после свадьбы.

- Не помнишь, что ли? Как они уже через час вернулись? Вспомни, - через один час!

- С какой стати я должен такое помнить? Не помню, конечно.

- А я его тогдашние глаза вспомнила так, будто сейчас вижу.

- И что же ты видишь?

- В них тогда только одно и было - прости меня, Светка, я твоими словами, - что он только что целку ей сбил. Ей-Богу, только это и было. Больше ничего. И веселился потом вместе со всеми вами до утра. Героем дня. А она сидела… как потерянная… и как бы счастливая… и я рядом с нею…

Да, именно так и было, - теперь и он вспомнил.

- И потом, все три года… он ее страшно ревновал. Выслеживал даже. Я сама однажды видела - и тут же ей сказала, а она даже радовалась: "Значит, любит", - говорила. И искренне считала его настоящим мужчиной. А на самом деле он обворовал ее. Она так и не узнала, что означает "настоящий мужчина". Он вообще украл у нее эту часть жизни, понимаешь? Она о ней почти ничего так и не узнала. Безжалостно украл, пользуясь правом собственника. Сам-то он - никакой. Жлоб. Баклажан***. Что он может дать, кроме семени? Ничего. Да и то, небось, в уме отсчитывает. И брать ничего по-настоящему не может. Не способен. Он и не знает, что брать-то нужно. Именно поэтому и ревновал. Боялся, что кто-то другой может взять. Сам не гам, но и другому не дам…

- Ир, о чем ты говоришь? Тебя дочка слушает.