— К вашим услугам.
— Убери полог, — ноздри ее гневно раздувались, взгляд стал требовательным и… да, осмысленным. Это пугало, — убери полог, немедленно. Сейчас. Здесь.
— Уверена? — спросил он, больше всего на свете боясь, что сейчас Лилит отвернется и просто уйдет. А она уйдет. Когда не останется тайн. Правда — довольно гадкая штука.
— Убери. Пожалуйста!
Он пожал плечами. И снял защиту.
И едва успел подхватить Лилит, которая, охнув, качнулась, не устояв на высоченных каблуках.
— Уведи меня отсюда, — шептала она, — уведи меня, пожалуйста. Мальчик. Чудо мое серебряное. Какой же ты, все-таки, глупый!
— Кто она? — спросила Сойка.
— Не важно, — ответил Зверь.
Сойка кивнула и выпрыгнула из салона.
Тут же сунулась головой с другой стороны, чмокнула в щеку:
— Сделай их. Ты — Вантала.
— Я Эрих, — жалобно сказал Зверь.
— Ты — лучший, — Сойка по-разбойничьи свистнула. И Стая поддержала ее воем, рычанием, безумной какофонией автомобильных гудков и ревущих моторов.
Карл тихонечко потрюхал на стартовую площадку.
Большие гонки. Раз в десять циклов. Что-то вроде «водяного перемирия» у режущих друг друга банд, что-то вроде моратория у грызущих друг друга политиков, что-то вроде примирения у демонов и христиан.
Большие гонки.
Спятившая еще в мозгах топографов трасса, бешеный червяк, гремучка, цапнувшая себя за хвост и подавившаяся погремушкой. Зубы разжать не может, сотрясается в судорогах кашля, корчится над пропастями, проползает впритирочку к отвесным скалам, прыгает через мосты.
Она меняется, эта трасса. Меняется, как многое здесь, в нижних землях Ифэрэнн. Она в одном постоянна — в безумии. Ее нельзя изучить. К ней нельзя привыкнуть. Ее можно лишь полюбить, так же, как любишь небо, машину… и женщину.
«Кто она?»
Суккуба, демоница, человек, огонь, госпожа, рабыня. Имя ей Лилит. Имя ей — любовь.
Но Сойке вовсе незачем знать об этом. Хотя бы потому, что Стае ничего не известно о Вантале. Ничего. Кроме имени. Да и его они предпочитают не помнить.
Волки. Готовые убивать и умирать. Зачем они? Да ни зачем. Они просто есть, и с ними легко. И сейчас они счастливы, потому что хозяин, наконец-то, вспомнил о них.
— Эй, в пылесосе, — кто-то гибкий, худощавый, коричнево-смуглый склонился, заглядывая внутрь, — привет!
— Привет, красавчик, — Зверь выглянул, узрел рядом с Карлом ненормально-алую, блестящую, низко посаженную «комету», — любишь ездить лежа?
— Бегемот, — в открытое окошко просунулась узкая, сильная ладонь. С когтями.
— Эрих, — Зверь ответил на пожатие. Дождался, пока рука исчезнет и открыл дверь: — так вот ты какой, северный олень.
— Так вот ты какой, Одинокий Волк, — в тон ему мурлыкнул демон, — рычит твоя Стая, ажник на дерьмо исходит. Лю-юбят. Можно поглядеть? — он кивнул на Карла.
— Погляди, — разрешил Зверь.
Бегемот пошел вокруг джипа, оглядывая его со всех сторон, приседая, и поднимаясь на цыпочки. Здоровущий котяра, бродит, дрожит хвостом от возбуждения, дерет землю когтями. Интересно ему.
Ассоциации, оставшиеся еще из детства. Ох, Михаил Афанасьевич, где-то вы сейчас? Да уж не здесь, наверное.
— Пылесос, — подытожил Бегемот, — хитер ты, брат-волчара.
— Не хитрее тебя.