Есаулов сад

АЛЕКСЕЙ и МАРИЯ. Идем! Идемте, Федор Иванович!

САДОВНИК (мужчине в белом). Видите, я не сопротивляюсь, я тихий человек. Мы договорились, я соблюдаю договор. Единственная моя слабость – сады, облитые лунной росой. Я не идеолог, мысли мои обыденны.

Алексей и Мария уводят Садовника, но в последний момент Садовник кричит мужчине в белом.

САДОВНИК. А кто вы такой? Кто?!

МУЖЧИНА. Я биолог. Я исследую патологические отклонения в ареалах сибирской флоры, впрочем, и фауны…

САДОВНИК. Вы вяз! Вяз! Биолог…

Алексей и Мария силой уводят Садовника.

ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ.Сады хранят историческое время, понимаете, не календари, не газеты, не ЭВМ – а сады. Безумие.

МУЖЧИНА. Безумие?

ЖЕНЩИНА. Да. Ярчайший тип шизофреника.

Группа лиц издалека машет руками, призывая к себе этих двух в белых халатах.

* * *

Дом в саду. Комната прибрана. Рядом с портретом Януша Корчака большая фотография Садовника. В улыбке Корчака и Садовника, в наклоне головы, в усталых глазах есть сходство.

Спиной к зрителю Алексей, он что-то пишет в тетрадь.

Открывается дверь, входит Настя, в мокром плаще, на улице дождь.

Алексей встает. Они прикасаются лбом к плечу друг друга… Молчат.

АЛЕКСЕЙ. Надо жить дальше, на горячих углях…

Настя снимает плащ, пытается на кухне готовить обед, но роняет тарелку, собирает черепки.

НАСТЯ. Я только что из Крестовоздвиженской, от заутрени. Покой снизошел. Но очутилась на улице – смута поднялась. Я бегом – к реке, к Белому дому. В Белом доме, в читальном зале, прошли его лучшие годы.

АЛЕКСЕЙ. Знаю. Все лучшие годы.

Стук в дальнюю дверь на веранде или в калитку.

НАСТЯ. Господи, несет кого-то нелегкая.

Она набрасывает платок, выходит и возвращается с гостями.

Это Ольга Пивакова и Василий.

НАСТЯ. Мы устали от соболезнований, поэтому скажите коротко, что вам надо, и оставьте нас.

АЛЕКСЕЙ. Не гони их. Они сами поймут, что мы не нуждаемся…

ПИВАКОВА. Леша!…

ВАСИЛИЙ. Вы были храбрыми и открытыми, пока не грянул гром. Этак, ребята, не гоже.

АЛЕКСЕЙ. Кто вы?

ПИВАКОВА. Он ваш друг. Василий Васильевич из госкомитета по радиовещанию. Я позвонила ему, он прилетел.

ВАСИЛИЙ. Я разыскал Иннокентия, он подойдет, мы посоветуемся. Надо держаться вместе.

АЛЕКСЕЙ. Вместе с вами?!

ПИВАКОВА. Леша!…

ВАСИЛИЙ. Последние известия неутешительны – в стране идут аресты. Берут самых бескомпромиссных…

НАСТЯ. Но зачем?

ВАСИЛИЙ. Андропов пытается создать чрезвычайную обстановку, чтобы страх подвигнул людей к абсолютному повиновению. Метод испытанный. Но теперь это трагический фарс.

Скрип двери. Входит Ирина.

НАСТЯ. Ах, милая Ира!…

Алексей, Настя и Ирина обмениваются ритуальными приветствиями.

ИРИНА (Пиваковой и Василию). Здравствуйте. Кеша будет с минуты на минуту.

ВАСИЛИЙ. Ира, ваш друг чуть не прогнал нас под осенний дождичек. А осень в вашем городе промозглая.

ИРИНА. В России осень промозглая. И, говорят, в Польше тоже. Странная солидарность.

ПИВАКОВА. Вы полячка Ирина Витковская? Ваш папа начальник крупного треста?

ИРИНА. Бывший начальник. Он вывел трест в рентабельные, получил республиканское знамя, но отстранен от должности за любовь к Шопену.

Василий с интересом смотрит на Ирину. Скрип двери. Это Иннокентий.

Иннокентий обменивается с Алексеем и Настей приветствием.

Иннокентий вглядывается в Алексея и слегка потрясает его.

ВАСИЛИЙ. Кеша, я прочитал трактат «Урийская дидактика» (Алексею и Насте). С позволения вашего друга! Двое суток не выходил из гостиничного номера. Я воодушевлен…

НАСТЯ. Для этого вы прилетели из Москвы?

ВАСИЛИЙ. Если честно, я прилетел, чтобы вдохнуть глоток кислорода. Чтобы убедиться, что вы есть. В Москве – болото.

АЛЕКСЕЙ. Мы есть. А вы?

Василий сурово молчит.

ИННОКЕНТИЙ. Быка за рога. Хочу поставить два практических вопроса. Способны ли мы помочь Федору Ивановичу. И что мы должны предпринять в условиях режима, чтобы помочь Отечеству.

ВАСИЛИЙ. А ты сам отвечаешь на эти вопросы?

Иннокентий смотрит на Ирину и Настю. Они поднимаются, надевают плащи, прощаются. Алексей выходит проводить девушек.

ИННОКЕНТИ (посмотрев на Ольгу Пивакову). Сейчас Алексей вернется, я отвечу. Но вам придется ответить тоже.

ВАСИЛИЙ (глянув на Пивакову). Отвечу.

ПИВАКОВА. Эх, мужики.

Она встает, одевается, попрощавшись уходит тоже. Возвращается Алексей, прислоняется к теплой печи, он в плену тяжелых раздумий.

ИННОКЕНТИЙ. Необходимо придать широкой гласности произошедшее. Я написал подробное сообщение, вы отвезете его в московские газеты. Далее информация уйдет без вашего ведома, далее забота не ваша.

ВАСИЛИЙ. А почему не обратиться к лауреату? И к писателям Москвы.

ИННОКЕНТИЙ. Лауреат занят только собой, к писателям Москвы обратились, они протестуют… Но второе. Из двадцати человек нас осталось семеро…

ВАСИЛИЙ. Великолепная семерка.

ИННОКЕНТИЙ. Но сестры милосердия не в счет. Строго говоря, нас четверо. Мы пойдем в школы и в течение нескольких лет подготовим юношей. Теоретически мы вооружены.

ВАСИЛИЙ. Плеханов?