Есенин: Обещая встречу впереди

Если бы всерьёз существовал выбор между петроградским аристократом, разглядывающим крестьянского сочинителя в незримый лорнет, и монаршей властью, вдруг призвавшей мужика спасать трон, то Есенин всерьёз задумался бы, с кем он.

Когда Есенина начали «подавать» при дворе, он, кажется, менее всего переживал, что о нём скажут в прогрессивных кругах, зато внутренне веселился:

— Эка куда тебя закатило, яблочко рязанское, — перед великой княгиней стихи читаешь, не чудо ли!

Клюев же играл ещё сложнее.

Елизавета Фёдоровна Гришку Распутина ненавидела — Клюев об этом знал.

Спустя полтора десятилетия Клюев прямо сообщит: «Распутин мне дорогу перешёл. Кабы не он — я был бы при царице».

Быть может, Клюев додумал эту коллизию постфактум. Но, скорее всего, этот амбициозный человек действительно видел себя в подобном раскладе. Заодно втягивал туда Есенина, ни о чём таком не ведавшего.

* * *

В середине января полковник Ломан обратился с рапортом к начальнику Генштаба, испрашивая разрешение принять 14 санитаров в команду Царскосельского военно-санитарного поезда № 143.

«О лицах для означенного пополнения я войду с представлением, в зависимости от подбора людей, соответствующих потребностям поезда Её Величества, действиями коего Государыня Императрица непосредственно, ближайшим образом изволит интересоваться», — писал Ломан, тем самым давая понять, что рапорт его надо удовлетворить немедленно.

Он направил в Генштаб поимённый список тех, кому предстояло пополнить санитарную команду поезда. Список был составлен не по алфавиту, и фамилия Есенина значилась третьей. Поставили бы первым или вторым — было бы слишком заметно. Если бы разместили в нижней части списка, был риск в случае урезания численности команды быть сокращённым. Третий в списке в поезд её величества попадал наверняка.

Клюев же при помощи Ломана был определён как белобилетник, освобождённый от военной службы «вследствие тяжкой болезни».

Разрешив таким образом проблемы со службой, 21 января Клюев и Есенин возвратились в Петроград. Поселились у сестры Клюева Клавдии Расщепериной на Фонтанке, дом 149.

В последние дни января 1916-го в петроградском издательстве Аверьянова вышла, наконец, первая книга Есенина «Радуница»: 32 стихотворения и поэма «Микола».

Книжка стоила 70 копеек. В феврале «Радуница» продавалась уже не только в столицах, но и в Ростове-на-Дону, Саратове, Одессе и Харькове.

Есенину выдали 50 авторских экземпляров.

Радость, ни с чем не сравнимая.

Ах, как жаль, что Гриша Панфилов умер.

Первую дарственную надпись Есенин делает учителю из Спас-Клепиков Евгению Хитрову.

Следующие две книжки были подписаны женщинам. Но не Изрядновой, не Сардановской, не Бальзамовой, и даже не Столице, а тем дамам, что написали о нём две первые в его жизни статьи: Зое Бухаровой и… Зинаиде Гиппиус. «Дорогой, но проборчивой… с низким поклоном» — такие слова написал ей.

Перед нами — строго хронологический отбор, где он отмечает всех самых важных людей на его пути: учитель (1909-й), приветившая в Петрограде Бухарова (март 1915-го), Гиппиус (апрель 1915-го).

Критика на «Радуницу» была самая замечательная.

Позже в автобиографии Есенин вычленит из всего написанного критиками по поводу его первого сборника только самое главное или самое нужное: «Все в один голос говорили, что я талант».

И далее, отбив абзац, чтобы врезалось в зрение, отчеканит: «Я знал это лучше других».

Но были и обидные рецензии — к примеру, статья «Господа Плевицкие» историка литературы Николая Лернера. Плевицкая, как мы помним, была тогда самой знаменитой исполнительницей народных песен. Уже само название статьи звучало унизительно. Автор относил Клюева и Есенина к «патриотам-стилизаторам», «до мозга костей» пропитавшимся «невыносимым националистическим ухарством» и плывущим «в мутной струе отравляющего наши грозные дни шовинизма». Где-то в тексте рецензии было явно потеряно слово «погромщики».

В «Радуницу» не вошло очень многое из написанного Есениным и к тому времени опубликованного.

Сборник открывался «маленькой поэмой» «Микола» — никогда не относившейся к числу самых известных его вещей, но по-настоящему радостно-религиозной.

Характерно, впрочем, что в те же дни в гостях у писателя Григория Гребенщикова Есенин читал её с папироской в зубах. Снижал пафос.

Зато в первое издание «Радуницы» не вошли ни «Марфа Посадница», ни «Ус» (по цензурным соображениям), ни даже классическая «Русь», которая появится лишь в переиздании 1918 года.

Не было там и большинства «детских» стихотворений Есенина, которые вскоре попадут в различные антологии и многие буквари. Но тут причина другая: он тогда надеялся издать отдельную детскую книжку «Зарянка» — увы, не получилось.

* * *

Есенин с Клюевым решают повторить трюк со ссудой, для чего ими сочиняется жалобное письмо в комиссию по оказанию помощи нуждающимся учёным и литераторам при Академии наук.