«Мы, поэты крестьяне Николай Алексеевич Клюев и Сергей Александрович Есенин, почтительнейше просим комиссию… помочь нам в нашей нужде. Нужда наша следующая: мы живём крестьянским трудом, который безденежен и, отнимая много времени, не даёт нам возможности учиться и складывать стихи».
Кажется, они хохотали, сочиняя это. Пожалейте, добрые господа, самородков, которые стихи не пишут, а складывают и при этом ещё желают учиться; но весна и сев не дают заняться ни первым, ни вторым.
Запросили они по 300 рублей.
По 300 академики им не дали.
Дали на двоих 60. Есенину досталось 20.
Зато со службой всё, насколько возможно, шло на лад.
11 февраля 1916 года 1-е отделение мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба дало Ломану ответ: «Последовало Высочайшее соизволение на перечисление в санитары…» — далее семь фамилий, и седьмая — Есенин.
Отдельно про Есенина было прописано, что призыву он подлежит в Петрограде, а служить будет, как и все остальные, в военно-санитарном поезде № 143.
Таким образом, Есенин на тот момент даже призван ещё не был и санитаром под непосредственным началом Ломана его определяли в обход всех правил.
5 апреля Ломан вызвал новоопределённого Сергея Есенина в Царское Село для начала прохождения службы.
Перед отбытием успели заглянуть к Городецкому — помириться: он тоже собирался на фронт.
Вид у обоих, запомнит Городецкий, был чересчур франтоватый: шикарные поддёвки, старинные кресты на груди, лоснящиеся сапоги.
Пришлось, напишет Городецкий, выслушивать «медоточивые» речи Клюева.
15 апреля Есенин и Клюев читали свои стихи в зале Тенишевского училища; помимо них выступали Анна Ахматова, Михаил Кузмин, Георгий Адамович, Георгий Иванов, Рюрик Ивнев, Осип Мандельштам…
Толпились все в гримёрке, сменяли друг друга на сцене.
Вообразите только:
— Господа, кто у нас после Есенина?
— После Есенина должна корова выходить, — шёпотом цедит Кузмин. — Но она покурить вышла, волнуется.
Слышащие это Иванов и Адамович смеются в кулачки.
Клюев неприязненно косится на них, но молчит.
— Так кто идёт, дорогие наши, — Ахматова? Или была уже? Мандельштам? Осип Эмильевич, просим!
Нет, невозможно вообразить.
16 апреля Есенин получил на руки воинские документы и обмундирование: на погонах вензель с буковкой «А», ниже ещё четыре буквы «ЦВСП» и цифра «143»; всё вместе означает Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 императрицы Александры Фёдоровны.
20 апреля явился к месту службы. Его определили в шестой вагон.
В этом вагоне, кроме него, служили фельдшер Иконников и ещё три санитара — Гречишников, Ежов и Зубин. Готовая стихотворная строчка! Но Есенин о своей службе не напишет ни слова.
Поезд состоял из двадцати одного вагона: синих, с белыми крышами, очень комфортабельных.
Имелся специальный вагон на случай, если император или члены августейшей семьи решатся в нём поехать: салон-столовая, спальня, кабинет.
Перед отправкой поезд посетила императрица Александра Фёдоровна с дочерьми.
27 апреля состав тронулся.
Был определён маршрут: Петроград — Москва — Курск— Белгород — Харьков — Мелитополь — Евпатория — Севастополь — Симферополь — Евпатория. Целью было доставить в Крым на лечение раненых из петроградских госпиталей.
Затем поезд должен был выдвинуться к линии фронта.
Настроение у Есенина было несколько взвинченное. Приятелю Мише Мурашёву отписал: «Живи, чтоб всем чертям было тошно, и поминай меня».
Есенин ухаживал за ранеными. Выносил-приносил утки, таскал грязное бельё в стирку, стираное возвращал. Следил за чистотой и порядком в поезде.
К 2 мая добрались до Севастополя. Там поезд посетила великая княгиня Ксения Александровна, ехавшая своим путём из Петрограда в крымское имение. Позавтракала вместе с персоналом в вагоне-столовой.
В ночь на 5 мая поезд направился за ранеными на Юго-Западный фронт по маршруту Симферополь — Синельниково — Лозовая — Полтава — Киев.
7 мая — уже в Киеве, прибыли в полдень, а в пять вечера вся команда отправилась в Киево-Печерскую лавру на всенощную.
Сразу после неё, в ночь, выехали в Ровно и спустя сутки были там. От Ровно было совсем недалеко до передовых позиций.
10 мая на станции Клевань поезд принимал раненых, только что с поля боя: одного офицера и 125 нижних чинов.
На следующий день — 15 раненых на станции Здолбуново. В тот же день — на станции Кривин ещё 100 человек.
Поезд наполнился ужасом, кровавыми тряпками, криком, смрадом.
В один из дней угодили под налёт австрийской авиации.
Синие крыши сразу же перекрасили в защитный цвет.
12 мая вернулись в Киев, выгрузили раненых.
13 мая поезд уже был на станции Бахмач. Характерно, что военнослужащим вменялось в обязанность во всякое свободное время посещать богослужения. 14 мая в Бахмаче Есенин присутствовал на всенощной и на Божественной литургии.
14 мая поезд на станции Жлобин. Снова всенощная, литургия.
Около недели Есенин пробыл непосредственно на линии фронта. Несколько раз ассистировал при операциях, навсегда запомнив молодого офицера, который пел, когда ему ампутировали ноги.