Есенин в быту

«Сорокоуст». Разочарование поэта в революции, выраженное в поэме «Кобыльи корабли» («злой октябрь», «вёсла отрубленных рук»), ещё более усилилось после поездки в Харьков и летнего «отдыха» в родном Константинове. 12 августа Есенин писал: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжёлую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идёт совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определённый и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены[34], без славы и без мечтаний. Тесно в нём живому, тесно строящему мост в мир невидимый…» (6, 116).

Утопические мечты о социализме как о «золотом веке» и «мужицком рае», воспетые поэтом в «Инонии», вступили в кричащее противоречие с суровой действительностью эпохи военного коммунизма. Есенин понял: не будет Инонии (иной страны); вместо неё утверждается железная власть, которая держится на штыках и расстрелах. В отличие от многих советских поэтов, прославлявших революционное насилие, Есенин осуждал террор и демонстративно отделял себя от тех, кто осуществлял его:

Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Поэт метался, и не только душевно, но и физически. Вскоре после возвращения из деревни он уехал на Кавказ. Поездку организовал Мариенгоф. Его гимназический товарищ Г. Р. Колобов (псевдоним Михаил Молабух, прозвище Почём соль) был ответственным сотрудником Наркомата путей сообщения и имел персональный вагон. Поэтому ехали с шиком: двухместное мягкое купе, во всём вагоне четыре человека и проводник. У Колобова боевой секретарь, который обеспечивает комфортность поездки:

«Гастев в полной походной форме, вплоть до полевого бинокля. Какие-то невероятные нашивки у него на обшлаге. „Почём соль“ железнодорожный свой чин приравнивает чуть ли не к командующему армией, а Гастев – скромно к командиру полка. Когда является он к дежурному по станции и, нервно постукивая ногтем о жёлтую кобуру нагана, требует прицепки нашего вагона „вне всякой очереди“, у дежурного трясутся поджилки:

– Слушаюсь, с первым отходящим…

С таким секретарём совершаем путь до Ростова молниеносно. Это означает, что вместо полагающихся по тому времени пятнадцати – двадцати дней мы выскакиваем из вагона на Ростовском вокзале на пятые сутки».

В Ростове-на-Дону, на вокзале, Есенин неожиданно встретился с женой. Зинаида Николаевна ехала с ребёнком в Кисловодск. Первым её увидел Мариенгоф, и Райх попросила его:

– Скажите Серёже, что я еду с Костей. Он его не видел. Пусть зайдёт в вагон, глянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе.

Есенин заупрямился:

– Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.

Анатолий Борисович стал его уговаривать:

– Пойди, скоро второй звонок. Сын ведь.

З. Райх с детьми

Пошёл. Зинаида Николаевна развязала ленточки кружевного конвертика. Ребёнок перебирал крохотными ножками.

– Фу! Чёрный! – вырвалось у отца. – Есенины чёрными не бывают.

– Серёжа!

Райх отвернулась к окну, плечи её вздрогнули.

– Ну, Анатолий, поднимайся. – И Есенин лёгкой танцующей походкой пошёл из вагона.

Было 10 июля. В Ростове-на-Дону друзья оставались по 5 августа. Едва покинули этот город, как стали зрителями симптоматичной картины. Сергей Александрович рассказал о ней:

– Ехали мы от Тихорецкой на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за паровозом что есть силы скачет маленький жеребёнок. Так скачет, что нам сразу стало ясно, что он почему-то вздумал обогнать его. Бежал он очень долго, но под конец стал уставать, и на какой-то станции его поймали. Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много. Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребёнок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции нашей страшно походят на этого жеребёнка, тягательством живой силы с железной» (6, 115–116).

Буквально через несколько дней после этого случая, «в прогоне от Минеральных до Баку», Есенин написал поэму «Сорокоуст», в которую вошёл эпизод о жеребёнке:

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?

Название поэмы весьма символично. Сорокоуст – это церковная служба по умершему. Она продолжается в течение сорока дней. То есть поэма Есенина – это отходная по старой жизни в деревне. Надо ли говорить, что советская критика с удовлетворением приветствовала такое толкование исторического момента: «То, что ещё для многих является загадкой, вызывающей сомнения, – для Есенина свершившийся факт. Для него революция победила, она победила в нём самом деревенского анархосамоеда и начинает побеждать городского анархомещанина», – писал Г. Ф. Устинов.