— Пока да, — ответила она. — Я чувствую себя так глупо. Хотя, в общем, это не было так уж и неожиданно, потому что я не садилась на лошадь уже много лет и почти забыла, как высоко до седла.
— Ты хочешь сказать, что упала, пытаясь сесть на лошадь? — Он не смог скрыть удивления в голосе.
— Не бери в голову. — Она отвернулась от него. — Слава Богу, что Зак помнит.
Так, значит, она была со своим сыном. И где же он сейчас?
— А что с твоим сыном?
— О, он прекрасно сидит в седле. Я оставила его в доме Оливии, чтобы заботиться о лошадях и других животных.
— У нее нет работников?
— Есть, но Заку нравится бывать там. — Она скорчила гримасу. — Мне пришлось уговаривать его приехать сюда, но забавно то, что, оказавшись в Дулитле, он полюбил его гораздо больше, чем я. В конюшне бабушки Оливии у него есть собственная лошадь. Когда мы сегодня были в больнице, она сказала, что ей будет гораздо приятнее знать, что мы с ним помогаем в доме, чем суетимся около ее постели.
— Она, похоже, человек с юмором. — Он погладил ее по лбу. — Я сегодня заходил в больницу.
— Искал меня? — Она выглядела потрясенной.
Он пожал плечами:
— Угадала.
— Это довольно мило, я думаю.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты упрямая и независимая леди?
Харриет показала ему язык.
— Я собираюсь сесть и подготовиться к походу к Дженифер Джейни.
— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?
— Отвернуться и смотреть в сторону.
— Это не смешно.
Она проказливо улыбнулась ему:
— Может быть.
Он отвернулся, как она велела, и услышал, что она сползла с кровати и похромала по комнате к туалетному столику. Послышалось шуршание ткани. Что-то — он догадался, что это ее порванная рубашка, — полетело через комнату в его сторону. Он поймал ее. Она слабо пахла сеном и лошадьми, но больше всего самой сладкой Харриет. Он вдохнул этот аромат, все его чувства обострились. Немного повернувшись, он мысленно зарылся лицом в ее колени.
— Могу поспорить, что сейчас ты используешь свое воображение, — сказала она.
Он рассмеялся, и звук этот завершился чем-то вроде стона.
— Мне бы хотелось использовать твое тело.
— Использование воображения облагораживает чувства, — произнесла Харриет таким тоном, будто читала лекцию по изобразительному искусству. — На практике воображаемое становится реальностью.
— Это было бы мило. — Джейк еще немного повернулся. Вот, теперь он видит ее в зеркале. К черту воображение, когда она вот здесь, в комнате, всего в нескольких шагах от него, ее восхитительное тело дразнит его. Полоска кружева, которую его язык не поворачивался назвать бюстгальтером, привлекла его внимание к ее высокой груди. Джейк облизнул губы.
— Попробуй, — сказала она.
Опираясь на край туалетного столика, она стянула с себя брюки.
— Самая прекрасная попка в мире, — сказал Джейк, наслаждаясь видом ее округлого зада и полоски стрингов, — вот что я сейчас представляю. Сладкая, соблазнительная и провоцирующая.
— О-о, — воскликнула она, — я знала, что у тебя буйное воображение!
Он улыбнулся:
— Давай-ка представим остальное… Черное кружево. Да, на тебе черное кружево и точно такие же, как вчера, стринги, которые просто требуют, чтобы я оттянул их в сторону.
— Джейк Портер, ты подглядываешь?
Он закрыл глаза руками и повернулся к ней.
Она расхохоталась.
Он опустил руки и шагнул к ней.
— Давай полечим твою ногу, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать распухшую лодыжку. Схватив пакет со льдом, о котором они забыли, он опустился рядом с ней на колени и приложил лед к ноге.
— Это очень мило, — пробормотала она, откидывая голову назад.
Ее грудь поднялась и чуть не вывалилась из этого намека на бюстгальтер. Ее бедра раздвинулись, пока она пристраивала к лодыжке пакет со льдом. Джейк поцеловал шелковистую кожу с внутренней стороны бедра, чуть ниже того места, где ему ужасно хотелось поцеловать ее.
— Может быть, это и мило, — почти прорычал он, — но в этом и мой личный интерес.
— Почему это?
Он приблизил губы к краю стрингов, вдыхая ее плоть, наслаждаясь ею через шелк.
— О-о, — простонала Харриет, запрокидывая голову еще больше, — я понимаю, о чем ты. Только в этом, скорее, мой личный интерес.
Он посмотрел в ее лицо, такое прекрасное, такое расслабленное, такое открытое ему.
— Наш, — сказал он. Он повторил это слово, гадая, произносил ли его когда-нибудь. Он нагнулся, чтобы ощутить ее вкус, отодвинув трусики. Его рот был голодный и жадный и в то же время благоговейный!
Она двинулась к нему, притягивая его в себя. Часто дыша. Она произнесла его имя, и он взял то, что она предлагала, всю ее страсть, и радость, и свободу. Она хваталась за его волосы, напрягаясь и напрягаясь снова, и потом закричала. Джейк упивался ею, вдыхал ее аромат и вобрал в себя ее высвобождение, прижимаясь к ее телу и зарываясь головой между ее бедер, как будто не мог отпустить ее.
Очень медленно он приходил в себя, но когда он поднял голову и снова притянул ее к себе, он понял, что не мог быть в здравом уме, потому что все, о чём он мог думать, была мысль о том, что он не может позволить этой женщине уйти из его жизни.
А это было безумием.