Еще шла война

— И не ручайся, — убежденно сказала она. — Так всегда было; чем больше горя-беды у человека, тем ретивее осаждают его разные паразиты. — Повязала платок, заправила под него волосы на висках. — Я тебе все сказала, управляющий, а теперь сам решай. Если согласишься со мной, подниму солдаток во всем районе на такое дело. За мной они пойдут, — уверенно заключила она.

Чернобай хорошо знал характер старой горнячки и не сомневался, что она все сделает для шахтеров. Поблагодарил за совет, но все же сказал:

— Только разреши, мать, вначале посоветоваться с кем надо насчет контроля. Думаю, что вопрос решится положительно.

Арина Федоровна согласно кивнула. Поднялась и вдруг вспомнила:

— Петр Степанович у себя, не скажешь?

— Не знаю, мать.

— А позвонить ему можешь?

— Насчет контроля хочешь поговорить? — усмехнулся Чернобай.

— Зачем же, — с легкой обидой сказала она, — теперь это твоя забота. К секретарю у меня другой вопрос.

Чернобай позвонил.

— Петр Степанович?.. Здравствуй. Тут у меня Арина Федоровна сидит, хочет с тобой поговорить.

Королева недовольно поморщилась, махнула рукой.

— По телефону говорить не буду. Скажи, сейчас сама зайду.

— По телефону говорить не хочет. Сама зайдет. Будешь ждать?.. Хорошо, передам, — и повесил трубку. — Петр Степанович ждет тебя.

Уходя, Арина Федоровна задержалась у двери.

— Не вздумай, Трифонович, — сказала она, — ругать свою секретаршу, что без спросу впустила меня к тебе в кабинет. А то ты бываешь крутехонек. Думаешь, не знаю, — покачала она головой и вышла.

Арина Федоровна недолго побыла у секретаря горкома, и когда ушла, Туманов несколько минут еще сидел за столом раздумывая: «Сейчас вызвать Битюка или когда вернусь из обкома?». И, решив, чтоб яснее была картина, не откладывать разговор, а потом решить в обкоме, как быть с этим человеком, позвонил.

Поджидая инструктора, Туманов ходил по кабинету, со злостью думал о том, что молодая, обманутая женщина столько ждет собственного супруга, отца ребенка, а этот мужлан живет с другой бабой. Пользуясь бронью, своим привилегированным положением, позволяет себе все, что вздумается, живет в полное свое удовольствие…

В кабинет вошел секретарь Сергеев. Заметив, что Туманов чем-то озабочен, молча положил на стол сводку угледобычи за минувшие сутки и вышел.

Туманов взял сводку, сосредоточенно всмотрелся. Картина была не радостной. Наступившие холода с двадцатиградусными морозами и метелями сковали работу транспорта, шахтные стволы обледенели, и добыча резко пошла на убыль. Туманов знал, что винить в этом, собственно, некого, но для него было ясно и другое: при любых обстоятельствах нельзя допускать снижение угледобычи. В противном случае волей-неволей придется переводить на еще более жесткий топливный режим некоторые предприятия района, резко уменьшить выдачу угля на отопление учреждений и жилищ. А его и без того отпускают намного меньше положенной нормы. Даже у самих шахтеров не хватает угля для отопления своих халуп. Проезжая по району, Туманов не один раз наблюдал, как пожилые женщины, старики, дети роются в заснеженных шахтных терриконах, выжидают, когда высыпят из вагонетки породу и, увертываясь от стремительно летящих сверху глыб, подхватывают куски угля, обрубки крепежных стоек и обаполов. В интересах фронта ему, секретарю горкома, даны права ни с кем и ни с чем не считаться, давать стране положенный уголь. А как тут не будешь считаться, если не было ни времени, ни возможности как следует подготовиться к зиме. А на его сиятельство деда Мороза никому не пожалуешься…

Битюк вошел тихо, без стука. Туманов быстро посмотрел на него. Хотел сказать, почему вошел не предупредив, но переборол себя, сел за стол. Инструктор остановился посредине кабинета, в ожидании, изучающе уставившись на секретаря. Туманов нарочно не предложил ему стул. «Постоишь. Так ты весь как есть будешь перед моими глазами». Посасывая пустую трубку, он долгим внимательным взглядом посмотрел на Битюка.

— Ты женат? — неожиданно, в упор спросил.

— Женат, а что? — сразу же насторожился тот.

— А где твоя жена? — не отвечая на его «а что», продолжал спрашивать Туманов.

— Странно, — неестественно улыбаясь, пожал плечами Битюк, — со мной она, где же еще ей быть.

— И дети есть?

— Пока не обзавелся.

— А родители?

— Что — родители? — не понял его Битюк.

— Отец, мать, спрашиваю, есть?

— Мать работает в госпитале, в Караганде, — стараясь быть спокойным, стал объяснять он, — хирург она. Отец на фронте. Давно не шлет писем. Может, убит, — и скорбно опустил глаза.

«Отцу, наверно, за пятьдесят, а на фронте, — подумал Туманов, — и мать, считай, на фронте. Закончится война, если живые останутся, с орденами и боевыми медалями вернутся домой, а у тебя, молодого, здорового, даже медали «За боевые заслуги» не будет. И не стыдно!»

Туманов с минуту ничего не говорил ему и ни о чем не спрашивал. Чтобы скрыть раздраженность, бесцельно переставил на столе с одного места на другое стакан с острозаточенными карандашами, пресс-папье. Затем достал из ящика стола письмо, развернул его на красной скатерти, прогладил ладонью.