На праздничную службу они с утра сходили в небольшую, скромную с виду, холодновато-чинную часовню Сот тут же в предместье. То есть, старший Меллер спросил, не желает ли Катриона посетить храм Девяти на главной площади Озёрного, но Катриона представила себе тамошнюю толчею, заранее ужаснулась и заверила, что её устроит любая часовня. Ну, кроме Бледной Госпожи, понятно, и они пошли в часовню Сот.
В общем, ей даже понравилось. Народу тоже хватало, но белые строгие стены без всяких украшений создавали ощущение света, простора и чистоты, а благовоний Трижды Мудрейшая в своих храмах, оказывается, не терпела, требуя ясной головы и от служителей, и от прихожан. Жрец Сот тоже был холодноват и чересчур, на взгляд Катрионы, рассудочен для праздничной проповеди, зато краток и деловит. «Если госпожа Елена построит-таки в волчьей Пуще часовню Трижды Мудрейшей, — подумала Катриона, — я тоже буду молиться там. А храмовую десятину кто будет собирать? По-прежнему матушка Саманта? То есть, матушка-ключница, конечно, но из её храма? На то пошло’, служители Сот гораздо лучше должны считать, чем жрицы Канн…»
А после службы и очень плотного даже по здешним меркам обеда они все отправились гулять по городу. Погода стояла словно специально к празднику — лёгкий морозец, свежий снежок, по-зимнему бледное, но чистое небо… Народу только очень уж много. Никакая охрана не спасала от толкотни, потому что у других богатых и важных господ тоже имелась своя охрана, но гуляки попроще, уже начавшие отмечать Солнцеворот, не больно-то с этой охраной считались. Могли и отпихнуть с дороги, и начать что-то громко говорить, размахивая руками, точно мельничными крыльями, а из-за каждого пустяка начинать свару, а то и драку… в праздничный-то день?
Словом, Катриона куда охотнее осталась бы в предместье. И вообще, она решила для себя, что большой город ей совсем не нравится и что она очень хорошо понимает, почему сир Кристиан вернулся из Озёрного домой. Она устала не от ходьбы (подумаешь, по городу прогулялись — она спокойно могла две-три лиги по бездорожью пешком пройти, не то что по расчищенным чуть ли не до булыжной мостовой улицам), а от этой бесконечной толпы, от людей со всех сторон, от их гомона, от необходимости терпеливо сносить прикосновения к себе. Ещё Меллеры-Веберы без конца раскланивались с целой ордой знакомых и кое с кем даже останавливались не просто перекинуться приветствиями и поздравлениями, а поболтать о вещах Катрионе незнакомых и неинтересных. Сперва спасало праздничное убранство столицы графства, которое нужно было хорошенько рассмотреть, чтобы потом описать всё это великолепие дома; затем гирлянды, рано зажигающиеся цветные фонарики, ленты и прочая мишура наскучили.
Катриона уже всерьёз собиралась попросить у Меллера кого-нибудь из охранников в провожатые, чтобы вернуться в дом и не портить людям настроение своей кислой мордой, когда толпа, точно волна, вынесла их на одну площадей. Там, кроме всего прочего, стояли несколько навощённых столбов с колёсами наверху, свежий ветерок трепал развешанные на спицах этих колёс платки и пояса, и первые охотники добыть для себя или для своих подруг подарки от графа уже пытались вскарабкаться по гладкому дереву.
— Ага, вот почему-то я так и думал, что вас встречу! — Марч, румяный с морозца, с блестящими глазами, с озорной мальчишеской улыбкой, вынырнул из сутолоки вокруг, точно сом из омута. — Дамы, господа, всем доброго дня! Сира Катриона, звезда моя, я и не надеялся увидеть вас здесь.
— А она уже ваша звезда? — насмешливо спросила сира Мелисса, и ни взгляд её, ни тон не сильно отличались от снега, лежащего на крышах и ветках. Тепла в них было не больше.
— Она ни разу не сказала нет, — Марч улыбнулся совсем уж ослепительно. — А я для неё готов звезду с неба достать. — Он задрал голову к небу, потом сокрушённо развёл руками: — только вот звёзд пока нет. Сира Катриона, а во-он тот платок, синий с серебряными звёздами не возьмёте?
— Достаньте сперва, — усмехнулся Марк. Кажется, он тоже за что-то сира Гедеона не любил, даром что тот числился в друзьях его матери.
— И достану, — уверенно заявил тот. — Сира Катриона, ждите, я сейчас.
С облюбованного им столба скатился, так ничего и не добыв, какой-то парень, одетый как зажиточный ремесленник. Вместо него устремился было другой, но Марч отстранил его прямо-таки королевским жестом:
— Погоди-ка, успеешь ещё.