Сир Генрих его мыслей, понятно, знать не мог. Он задумчиво смотрел, как пляшут смутные тени от свечного огонька по потолку. Камзол свой он так и не снял, только расстегнул, но наверняка ему нередко приходилось спать и полностью одетым — кажется, никакого неудобства от верхней одежды он не испытывал. «Может быть, — подумал Людо, — и не стоит вообще навязываться ему со своими… услугами. Кого другого надо было бы привязывать повернее, понадёжнее, чтобы в самом деле не сдал графу, если тот пришлёт за нами стражников. Но этот-то вряд ли отдаст что-то своё хоть самому королю. «Я возьму сам». Я бы на месте графа не связывался с людьми, которые четвёртый, что ли, век живут под таким девизом».
— А как вы познакомились с Серпентами? — спросил меж тем сир Генрих. Ох, так ведь и не даёт Илона ему покоя. Одна надежда, что получив в фавориты мужа, к жене он не полезет.
— Дядя, опять же пошлите ему Девятеро здоровья и долгих лет, отправил меня в храмовую школу. Кухня кухней, говорил он, но ремесленник должен сам уметь и посчитать выручку, и заполнить нужные бумаги. Так что мне велено было усердно учиться, а ещё заводить полезные знакомства с самой школы. Никогда ведь не знаешь, с кем тебя жизнь сведёт. А Илону Серпенты отправили в обыкновенную школу, чтобы она училась общаться с другими детьми. Дома нанятые для неё учителя могли дать ей любые знания, но уж точно не умение как-то строить отношения с ровесниками. Она сама подошла ко мне и сказала, что я очень вкусно пахну — что’ у меня с собой такое? У меня был немного подгоревший маковый рулет, и я отдал ей половину. А потом пошёл проводить её домой, потому что она боялась собак. До сих пор боится, кстати.
— Вы в самом деле вкусно пахнете, — рассмеялся сир Генрих. Он даже на локте приподнялся и потянул носом воздух возле волос Людо. — Не знаю, как эти ваши специи зовутся, но сразу вспоминаются те пирожки с яблоками. Матушка вас не пытала, вызнавая рецепт? Между нами, она их штук пять или шесть съела.
— Я запишу, — вздохнул Людо, — но там… не особенно дешёвые продукты. А мне показалось, что бароны Волчьей Пущи не разбогатели, взяв невесткой Елену Ферр.
— Не разбогатели, — с не менее тяжким вздохом подтвердил сир Генрих, снова падая навзничь. — Построили стену вдоль Гремучей, привели в порядок замок, сёстрам моим приданое выделили побольше того, которое потянули бы без тётушкиных денег… Но разбогатеть в наших краях? Вся надежда на сира-консорта из Вязов. Если пойдёт торговля с гномами, то кое-что перепадёт и Волчьей Пуще. Да вот тестю вашему не помочь ли в самом деле с винокурней? Бальзамы и ликёры от Каспара Серпента, а? Пусть даже сам он со временем вернётся в Озёрный, но винокурня останется, а с нею и моя десятина с прибыли? — Он неловко хмыкнул. — Размечтался, да?
— А чего добьёшься, если не мечтать? — возразил Людо. Он повернулся набок, в упор разглядывая своего официального покровителя. Приятное лицо, кстати, хоть и не красивое ни в одном месте — волевое, открытое, жёсткое, пожалуй, но не грубое. Куда привлекательнее, прямо сказать, чем его собственное, бледное и невыразительное. Отца, правда, и с таким прозвали Чумой, а не Плесенью какой-нибудь… — Куда идти, не поставив себе цели?
— Вот, — сказал сир Генрих, наставительно воздев палец, — для чего я и хотел вас в фавориты. Будь вы просто владельцем лавочки с печеньем, болтали ли бы мы вот так? О мечтах, о планах, о… ну, не знаю. О том, каким бы мне хотелось своё баронство оставить сыну.
— А ваш брат для таких разговоров не годится?
— Как раз мой брат и сдёргивает меня с небес на землю без всякой жалости, — возразил сир Генрих. — Отец и дядюшки только посматривают с этаким снисходительным умилением: эх, когда-то и они были молодыми! А Кристиан задаёт вопросы, на которые у меня пока что нет ответа. Например, что я собираюсь делать со сбродом, который потянется к нам вслед за меллеровскими фурами? А он потянется, я и сам это понимаю. Те, кому ни места, ни дела в приличных местах не нашлось.
— Вроде меня? — усмехнулся Людо. — Мне в Озёрном тоже ни дела, ни места не нашлось, а всего имущества у меня — красивый пергамент с золотым обрезом.
— И половина дома.