Ещё один брак по расчёту (СИ)

Накинув подаренный консортом плащ даже не из «рыбьей кожи», а из тяжёлого струящегося шёлка, пропитанного чем-то до сих остро и едко пахнущим, она вышла во двор. Небо по-прежнему было мутно-серым, низким и угрюмым. Дождь вроде бы приутих, но мерзкая холодная морось висела в воздухе, превращая свет факелов и костров в размытое дрожащее сияние без теней и чётких границ. Ещё и дым не спешил подниматься к космам лениво ползущих туч, а сам тоже расползался по земле, неохотно расталкивая тяжёлый воздух, насыщенный влагой. Изредка перебрёхивались охотничьи собаки, выпущенные за частокол, им вторили дворовые псы, люди у костров негромко переговаривались, так что голоса сливались в ровный гул, заглушаемый шелестом мириад мелких капель и цоканьем капель покрупнее, собравшихся в водосточных желобах.

Катриона прошла до ворот у моста, поднялась по шаткой лесенке к смотровой площадке и зачем-то долго всматривалась в мглистую темень, сквозь которую слабо мерцала рябь на речной воде. Ничего, понятно, не высмотрела и вернулась во двор крепости. Спать не хотелось, заняться было нечем, на душе было муторно. Что там у Гремучей? Действительно ли орки напали целой ордой? А если так, удалось ли их отбить? И с какими потерями? «Как только рассветёт, — подумала она, — надо будет приготовить несколько телег. Вдруг понадобится забрать раненых или, Канн упаси, убитых? Или не сто’ит, пока барон не пришлёт гонца с таким требованием? Вдруг не было никакого нападения орков, а я тут вылезу со своими подводами?»

Она зашла в зал, где кто-то без особой охоты перекусывал остатками угощения, а кто-то дремал, положив руки на стол, а голову — на руки. Постояла бездумно у камина, глядя, как рассыпаются, догорая, золотисто-красные головни. Влажный плащ нагрелся, начал пахнуть ещё сильнее, Катриона сняла его и повесила его на лосиные рога слева от очага. Справа тоже сушились чьи-то рогожные накидки, и Катриона с невольным смешком вспомнила, как посылала в подарок Этельберте Сильвер оленьи рога: «Турнирное оружие забыто и сброшено в опавшую листву…» Кстати, надо будет написать дорогому консорту, что тут творилось, пока он улаживал свои дела в Озёрном. Ему, конечно, доложат обо всём во всех подробностях, и наверняка не один человек и не два, но пусть попробует поставить себя на место своей супруги, оставленной им в такое беспокойное время в одиночестве.

С охапкой дров подошёл кузнец, подкинул их в камин, покрутил в чёрных от вековечного нагара мозолистых лапах кочергу, хмыкнул чему-то. Кочерга, наверное, была старше, чем он сам. Наверняка ещё его отец ковал, а то и дед — что ей сделается, если пользуются ею нечасто, а лежит она в сухом месте, где ржавчина до неё не доберётся? Катриона перекинулась с кузнецом парой слов о том о сём, взяла со стола половинку разломанного кем-то пирога с рыбой. Есть тоже не хотелось, как и спать, но еда была каким-никаким занятием.

— Сира Катриона.

— Да? — она обернулась к Аларике. Та была бледнее обычного, глаза покраснели и припухли. — Не спится?

— Какой там сон! — кривя непривычно бледные губы, точно вот-вот готова была снова расплакаться, отозвалась помощница. — У меня уже Лидия отобрала сына. Сказала, что из-за меня ему плохо, и она сама с ним ночку поводится. Пойдёмте на кухню, сира, а? Я там каким-нибудь делом займусь, а то я так с ума сойду от беспокойства. Я бы одна пошла, но дурацких сплетен не хочу, будто я по ночам к неженатому парню бегаю. За пастилой, наверное.

У неё уже слёзы на ресницах закипали, но на этих словах в покрасневших глазах полыхнула лютая злоба, а голос засочился ядом. Кажется, её поцелуйчики в щёчку с «братцем Гилбертом», которые и муж-то всерьёз не принимал, кому-то из дорогих соседушек показались купленными за сахар и маслины. А там, где завистливые дуры углядели что-то непристойное единожды, там они ещё десять раз придумают что-нибудь этакое. Например любовные делишки чудом оставшейся в живых роженицы и мучной моли из третьего сословия.

Так что Катриона подумала и согласилась пойти с нею на кухню. Там и правда всегда есть чем заняться, а до утра ещё далеко.

В кухне было светло, как в столовой баронского замка в праздничный день, потому что тут и там стояли шандалы с новенькими белыми и яркими свечами — и у плиты, и у мойки, и на рабочем столе, и в уголке, где притулился Ян со своей работой. Интересно, это консорт так расщедрился, или господин Росс сам не бедствует? На праздничную службу он особенно не наряжался, но может быть, просто слишком выделяться не хотел?

Кондитер сеньоре и её помощнице не обрадовался. Не таким уж непроницаемым было его лицо, как Катрионе казалось в начале знакомства — уголок рта дёрнулся, светлые глаза потемнели. Но он, понятно, ни слова против не сказал.

— Конечно, сира, — ответил он Аларике. — Работы сколько угодно. Вон в той миске размокает чернослив. Промойте его, переберите, выньте косточки и нарежьте тонкими полосками.