Эшелон сумрака

— …ещё лет двадцать назад. У меня было время, чтобы осмыслить прошлые ошибки. Эта — одна из тех, о которых мне следует вспоминать чаще.

— Мне кажется, вы не способны на ошибки, — я выпрямила затёкшую спину и потёрла уставшие глаза.

— Раньше — был, — короткий ответ.

Зевок я не сдержала.

— На плохое вы точно не способны, — утвердительно заметила я.

— Фантастические допущения твоего сознания меня удивляют, Лу. Тебе стоит осознать, что каждый человек способен на зло. Важно лишь учитывать посыл.

Я не поняла и слова из первой фразы, да и глаза уже начинали слипаться.

— Тебе пора, Луана, — непреклонное, — завтра будет новый день. Тебе не понравились конфеты. Что тебе нравится?

Я стушевалась, не зная, что ответить.

— Вы иногда задаете очень сложные вопросы, господин, — рассмеялась я.

Это показалось мне очень забавным. Ему, кажется, тоже.

— Ты непосредственна, Лу. Но в совсем необязательные мгновения, — выдохнул лорд, — ступай.

Я поднялась на ноги и сжала пальцами ручку. И сказала то, что хотела уже несколько минут:

— Я очень хотела переложить свою ответственность на вас, господин.

Мужчина замолчал, не издавая никаких звуков.

— Это невозможно до твоего шестнадцатилетия, Лу, — наконец, произнес он.

Я нахмурилась, не понимая почему он так ответил.

— Вы сможете забрать у меня м-мандолину только тогда? — переспросила его.

До меня донёсся его шумный выдох.

— Ты имела ввиду инструмент, — произнес он, — замечательно. И, как я уже сообщал, непосредственно, — усмешка, — иди спать, Луана. Уже поздно.

— Спокойной ночи, Оушен, — шепнула, крепче ухватила ручку, вздохнула и, немного накреняясь, пошла в сторону своего люка.

А когда аккуратно спустилась по лестнице, сошла на пол и добралась до последнего вагона, то положила свой подарок к стене рядом с собой. Пружина была позабыта — теперь её место заняла приятная кожаная поверхность короба.

* * *

Взять с собой на кухню инструмент я не решилась. Всё утро переживала о том, что кто-то может сломать дорогой подарок лорда, за который я должна была нести ответственность.

Я не желала его расстраивать. Не хотела, чтобы он подумал, что я совсем ни на что не гожусь, раз умудрилась не уследить за дорогой вещью. Не думала, что будет ругаться, а именно переживала о том, что он подумает обо мне.

Снова посмеётся.

— Сядь, Лушка, — даже подвела меня к скамейке Веста, — не иначе, что случилось? Бледная, да нерасторопная.

Я качнула головой, приняла помощь и осталась держаться за её руку.

— Как… как показаться интересной гм… мужчине? — я с мольбой уставилась в её удивленные глаза, — чтобы он… я… чтобы я ему… — я зажмурилась и прошептала, — чтобы он меня тоже полюбил.

Повариха молчала, не забирая из моих вспотевших и дрожащих ладоней свою и не шевелясь при этом сама.

— Ох, Лушка, Лушка! — она сделала тяжёлый шаг ко мне, чем заставила подвинуться, и с трудом опустилась рядом, оставив меня на самом краю, — и чего тебе неймётся? Сама же сигаешь в горящую полынью! — она вздохнула, — да кто ж тебя уже остановит, дурную. Раз сама решила, то и не оклемаешься.

Я поджала губы.

Это и в самом деле было глупо — надеяться на чувства со стороны самого лорда. Но я как раз была той, кто большую часть своей жизни прожила в мечтах. Той, кто всей душой желала видеть волшебство и сказочность в каждом мгновении своей жизни. Той, кто умела верить и ждать.

— Я скажу тебе слова, что должна была сказать тебе твоя мать, Лушка, — женщина внимательно меня оглядела, — не станет он тебя любить. Никто из мужиков не станет, — она поймала мой удивленный взгляд, — не лупкай, а слушай! Не любят они так, как мы! Другая любовь им нужна. Это ты только и видишь, как он тебя за руку держит, да подарки дарит, а он… сам-то… не надо тебе этого, послушай ты меня. Не надо, Лу. Ой, не надо.

Её лицо вытянулось. Щёки будто сползли вниз, сделав её лицо еще строже и сварливее. Однако, теперь оно было ещё и печальным.

— Я понимаю, что ты имеешь ввиду, — я проследила за тем, как она встала и похромала обратно к очагу, — и я не так юна, как все вы думаете. Но… он и в самом деле невероятный. Добрый, не такой… липкий и неприятный, как остальные. Он не станет «любить» меня так, как говоришь ты. Он хороший и совсем не злой. А еще очень умный и спокойный. Никогда не ругается и не кричит.

— Да разве ж кто-то из них до того самого кричит?! — всплеснула руками она, — разве они ругаются? Подумай, Лушка. Подумай только! Погубит он тебя, как есть погубит.

Я отвернулась к окну, пряча в послеобеденном пейзаже… улыбку. Глупую влюбленную улыбку девушки, которая хотела быть обманутой. Могло ли быть хуже мне от этого? Разве что душе, на которой появится грязное несмываемое пятно, что никак нельзя будет забыть. Но я готова была нести эту ношу. И я решила это уже давно.

— Луана, — вывел меня из мыслей его голос, отчего я буквально подскочила на ноги и метнулась к двери.