— Приоритеты поменялись. Как и условия к ним, — хмык, — не владею информацией насчёт того, как спят крестьяне в деревнях, однако мы с тобой определенно особый случай. Я бы не хотел терять настолько… славной возможности.
Я нахмурилась.
— Моя сестра всегда спала в детской, — сказала ему, — отдельно от своего мужа.
Он дернул щекой.
— Есть предположение, что спустя несколько месяцев после свадьбы ты сможешь переехать в свой личный вагон. Однако я не берусь утверждать. Подобных… увлеченностей у меня не было даже в юности.
Я снова ничего не поняла. Кроме одного:
— Увлеченности м-мм… мной? — смущённое.
— Тобой, — добил меня мужчина.
Я подумала о том, что подавиться пюре с каким-то приятно-пахнущим соусом будет приятнее, чем краснеть под его взглядом, потому отвлеклась на еду.
— Только те, кто друг друга… любят, — выдох, — могут спать в одной кровати?
— Можно сказать и так, — выражения его лица я не увидела, потому что не поднимала головы.
Но спросить дальше смогла:
— Значит, через несколько месяцев вы меня разлюбите? Если скажете переехать в другой вагон?
Он отложил вилку, скрестив руки на груди.
— Если ты не захочешь от меня к-хм… скрыться, то я буду счастлив, если ты останешься.
Я медленно кивнула.
— А вы будете делать мне больно? — я тоже положила вилку на стол.
Он покачал головой, будто устав от моих вопросов.
— Если твоя ассимиляция пройдет успешно и быстро, то, возможно, её не будет вовсе, — он увидел в моих глазах непонимание, — если желание падать в обморок при любом моём проявлении… интереса к тебе пройдёт, то всё будет благополучно.
Я положила руки на колени.
— Я не падала в обморок, — поправила его.
Он кивнул.
— Дойдём до вагона и проверим, — сузил глаза он.
Я помахала головой, боясь того, как он захотел проверять.
— Я согласен молить Всезнающего, лишь бы они не успели привезти кровать, — вкрадчиво произнёс он.
Меня пробрало мурашками.
— Я смогу спать в кресле, — пятки ботинок прижались к ножкам стула.
— Я же не настолько… жесток, чтобы позволить тебе это сделать, — очень странным тоном ответил он, — чай принесут уже в гостиную. Можешь сходить на минуту к своим… кухонным друзьям.
Я кивнула и подскочила на ноги.
— Но взамен поцелуй, — остановил меня он, чем заставил замереть в ужасе, — в щёку. Мы ведь уже приняли тот факт, что я тебя люблю.
Я вспыхнула. Затем улыбнулась, пытаясь это сдержать. Но всё равно кивнула ему и выдохнула, чтобы сделать неспешный шаг, немного наклониться, обязательно зажмурившись, и легко коснуться тёплой и приятной на ощупь щеки.
Мужчина хмыкнул.
— Поцелуешь в губы, и я разрешу тебе посидеть там ещё немного, — заставил замотать головой меня он, — как пожелаешь. Я жду.
Дослушав его, я рванула к двери с окошечком и распахнула её, заставив отскочить сидящую на полу Шагу. Пришлось даже перепрыгнуть её, чтобы подбежать к Весте и обнять её со всей силы, что у меня была.
— Неужто… — начала было повариха.
— Как есть облобызала! — поднялась на ноги девушка, — для чего ж ещё наклоняться?
Я покраснела и кивнула, понимая, что она видела только его спину — он сидел так, чтобы никто из женщин кухни не видел его лица.
— Вымоли остаться со мной на ночь! — встрепенулась Веста, — ей-богу поругает он тебя!
Я ещё больше замялась и прошептала ей:
— Он сказал, что после свадьбы обидит, — а после залилась краской даже на ушах.
Женщина покачала головой.
— Не волнуйся, — отошла от неё недалеко, — мне пора, иначе…
Придётся целовать его опять.
Затем, так и не договорив, рванула в столовую, где уже поднимался на ноги господин Эшелона.
Спать лорд ложился очень поздно. Даже позднее того времени, когда я уходила с крыши после разговоров с ним. И вставал, когда уже рассвело, засыпая за книгой в кресле у окна, или, как это было в этот раз — в кабинете, чтобы не мешать засыпающей на ходу мне.
К ночи мы успели выбраться из того городка и продолжить путь по занесённым снегом путям. Ставни пришлось закрыть из-за задувающего в окна бурана, от которого не помогали даже поднятые стекла, пропускающие ветер. Потому в вагоне была кромешная темнота, и я смогла упросить Оушена оставить мне открытую дверь в освещенный кабинет, чтобы не было страшно. Но даже так иногда становилось невыносимо жутко от завываний ветра за стенами вагона.
Грел комнаты только тот самый камин в гостиной, у которого мы успели почти в тишине попить горячий чай, пока мне готовили кровать — шире и намного красивее той, что была в общем вагоне. Она была деревянной, с несколькими матрасами и даже с тяжеленой пуховой периной сверху, отчего кровать была даже чересчур мягкой. Но очень холодной и большой для меня.
— Хватит стучать зубами, Лу. Я перечитываю эту страницу уже… — он встал в проёме, престранно меня оглядел и тяжело вздохнул, — замёрзла? Кровать можно перенести на центр, тогда будет теплее. Или сразу к камину.
Я помотала головой, больше кутаясь в одеяло. Мужчина сделал несколько шагов к креслу, сел в него и скрестил руки на груди.
— Я менее восприимчив к холоду. Потому не смогу понять, когда холодно тебе. Значит, ты должна говорить мне об этом, поняла?