Эшелон сумрака

— Книги из этого списка. Авторство важно только для тех, для которых оно указано.

Ему мужчина улыбнулся, только как-то странно, будто заискивающе, ища в нём какую-то пользу для себя. Во мне же её не было.

Рассматривать здесь было нечего, потому я лишь добрела до ближайшего окна под внимательным взором маски господина и осталась разглядывать едва торчащие вершинки белых шапочек гор.

— Жалеешь, что поехала со мной? — спросил Оушен, отчего я обернулась к нему и помотала головой с улыбкой.

— Совсем нет, господин, — ответила, — почему я должна жалеть?

Он приблизился и замер справа от меня, так же смотря в окно.

— Ты замёрзла и ничего интересного так и не увидела.

Я пожала плечами, что было трудно со всеми слоями тканей на них.

— Я увидела горы. Бабушка говорила о них часто, — вспомнила её рассказы я.

Оушен повернулся к моему лицу.

— Твоя бабушка была переселенкой с этих земель? Других гор во всей стране не сыскать, — я услышала задумчивость в его словах.

И пожала плечами снова.

— Она рассказывала, что их увезли насильно. Её и маму. Из-за войны. Точнее из-за того, что несколько лет здесь нельзя было жить — всё горело. Даже земля под ногами, — я опустила голову, — из-за Огня дьявола.

Он дёрнул головой, услышав то, о чём говорил мне тогда сам. Потому что это было его проклятье. Потому что из-за него моя бабушка покинула эти земли. Может, не случись этих пожаров, всё было бы по-другому? Не умерла бы от чахотки мама, едва родив меня. Не стала бы бабушка травницей, испытывая горе от потери дочери. Не нужно было бы забирать меня. И не нужно было бы мне плакать от новых ударов обозлённого мужа сестры, делающего этот только потому, что никак не может утешить свою прогнившую, грязную и пропахшую насилием и похотью душу?

— Забавно, — только и произнёс мужчина, отойдя от меня обратно к столу и облокотившись на него всем своим весом.

— Да, наверное, — прошептала я, думая о том, что бы сказала бабушка, узнав за кого я скоро выйду замуж.

Наверное, попыталась бы отговорить — она не любила кричать, сделав это лишь раз, по словам сестры: когда та рассказала ей о своей ранней беременности от того, кто давно сватался ко мне. Мне было семь. Бабушка отказала. Как отказывала каждый год, вплоть до самой их с сестрой свадьбы.

Он объяснял это любовью. Хотел забрать меня в таком маленьком возрасте. Много ссорился с бабушкой. И лишь смотрел на меня. Мог делать это часами, пока я играла во дворе или помогала с хозяйством.

На сестре он женился, когда ему было уже больше тридцати. Ей не было шестнадцати. А я… я стала виноватой во всём, стоило мне ступить на их порог после смерти бабушки.

Россыпь шрамов на спине — самое малое, что он мог мне сделать. Он сдерживался.

— Лу, нам пора, — вытянул меня из колодца собственных воспоминаний Оушен, — уже начинает темнеть, — он хмыкнул, — я выбрал тебе несколько интересных изданий — сможешь приступить уже вечером. Устала?

Я покачала головой, радуясь заходящему солнцу, переставшему слепить глаза.

— Арзт составил целый каталог медицинских трактатов, — рассмеялся лорд, садясь рядом со мной.

— Вы согласились с тем, что любите меня, — тихо произнесла, едва перекрикивая скрипящий под копытами коня снег, — на что похожа ваша любовь? На палящее солнце лета или дождливое небо весной?

Между нами повисла тишина. Только хруст снега.

— Солнце, — ответил лорд, а я кивнула и поджала губы.

— Обещай, что не сожжёшь меня под своим светом, Оушен, — выдохнула для него.

Лучи скрылись за крышами домов. На наши головы медленно оседал мрак.

— Обещаю, Лу, — он поднял маску и поставил мне на макушку свой подбородок, отчего каждый шаг лошади мы чувствовали вдвоём.

— Я вам верю, — улыбнулась я.

И прикрыла глаза, чувствуя тепло, исходящее от мужчины.

* * *

Больно.

В голове какой-то странный шум, будто там журчит вода. Перетекает из стороны в сторону. Только зачем?

Голова не поднимается с подушки. Тяжелая. Словно залитая чем-то.

Но главное… темно. И никак не открыть глаза. Закрытые, завязанные! Плотной тканью в несколько слоев.

— Пока нельзя, госпожа, — поспешно ухватил меня за ладони врач.

Я не видела его, но слышала и понимала, что это он.

— Что… что случилось? — тяжело прохрипела я.

Губы засохли и слиплись от жажды.

— Попейте, госпожа, — он прислонил к моим губам стакан, — вам пока нельзя открывать глаза. Слишком мало времени прошло.

Я сделала тяжёлый глоток. Вода упала холодной каплей вниз, почти раздирая горло.

— Лу, — хриплый голос Оушена.

— М-милорд? — откликнулась я, повернув голову на его голос.

Разницы, правда, от этого не было никакой. Я лишь подняла руки до уровня глаз и потрогала влажную и дурно пахнущую ткань.

— Вам нельзя… пока что снимать… милорд! — сквозь шум и звук шагов закричал врач, — это опасно!

— Плевать мне! — тёплые пальцы коснулись моей щеки, — я уже пожалел, что согласился, Арзт. Пошёл вон! — пальцы сменились ладонью, — тебе плохо, Лу?

Качать головой я не смогла, как делала это всегда. Но лорд ждал ответа, потому я и прохрипела:

— Нет, господин.

— У меня получилось, милорд! — рассмеялся где-то вдалеке врач, — получилось!