«Если», 2015 № 01

Пошли мы к экзоскелетам, которых на борту было шесть штук, и вынули из всех шести такую маленькую стальную коробочку, вот такусенькую. В этой коробочке сходятся все проводочки, все шнурочки, все волоконца. Без нее экзоскелет — такая же куча железа, как рыцарские доспехи на манекене. Как нам удалось выковырять эти блоки и разомкнуть клеммы — не спрашивайте. С большим трудом!

Ну, сделали мы это и вздохнули с облегчением, потому что без экзоскелета на Тауринде делать нечего. Однако рано мы вздыхали.

Тохтамыш все это время колдовал и шаманил над электроникой. Кое-что удалось. В частности — он получил приказ с орбитальной немедленно переводить управление капсулой в ручной режим и ползти обратно наверх. Как это сделать — ему не сказали. А сказали, что для того его тут и держат, чтобы справлялся с нештатными ситуациями. И тут же связь прервалась.

— Восстанавливай! Надо наверх доложить про туристов, — сказал я. — Посмотреть, у кого есть разрешение для работы на этой трассе, и ликвидировать лицензию немедленно. Я понимаю, что в турфирмах сидят красивые женщины, но насколько же надо быть красивой, чтобы этим компенсировать полное отсутствие мозгов?

— Ты полагаешь, что в капсуле есть женщина? — спросил Тохтамыш.

— Кто-то же должен сопровождать группу.

— Женщина?!

И тут нам стало страшно.

У меня первая мысль была: сейчас Тохтамыш побежит и удавит ее. У Гробуса: сейчас Тохтамыш побежит и… Ну, ребятишки, вы меня поняли. У тех, кто работает на небольших орбитальных, где слабому полу делать нечего, отношение к женщинам очень простое, я бы сказал, первобытное. Или — ненависть, или нечто совсем иное, чреватое сюрпризами. Был случай — один наш энергетик, ради заработка просидевший на орбитальной лишних два года, был спасен в последнюю секунду — он уже собрался совокупиться с паучихой. Есть на шестнадцатой трассе планета, где живут пауки, умеющие гипнотизировать все живое и, возможно, неживое. Потом он рассказывал: отлично видел, что паучиха, но она, хитрая тварь, как-то внушила ему, что она — женщина.

Тохтамыш выскочил из берлоги, мы понеслись следом. На бегу мы проклинали туристический бизнес всеми словами, какие знали, и потому скрежетали, крякали, квакали, шипели и свистели. А что вы думаете — это первое, что усваиваешь, когда знакомишься с союзниками из других рас.

Мы изловили его уже возле рубки, схватили, повалили и, каюсь, на несколько минут лишили чувств. Все вы знаете, как это делается.

— Мало нам было хлопот, еще и лифтер взбесился, — говорит Гробус. — Но любопытно, кто перехватил управление капсулой. Не верится, что в турфирмах сидят такие специалисты. Лучшее, что они могут, это без посторонней помощи провести сравнительный анализ цен в отелях.

— Да, меня это тоже смущает, — соглашаюсь я. — Такое могли проделать корсары, но мы уже поняли, что это не корсары. Нужен человек, который мыслит всеми этими электронными категориями. Услуги человека, способного устроить такую диверсию, дорогое удовольствие. А выбор у нас небольшой — или корсары, или туристы.

— И еще неизвестно, что хуже.

Мы сделали, что могли. Тот, кто после приземления вылез бы из капсулы, недалеко бы от нее ушел без экзоскелета. Но, цинически рассуждая, лучше бы ему отойти хоть метров на двести. Тогда бы нам с ним было меньше хлопот.

Объясняю! В радиусе сотни метров от посадочной площадки капсулы проклятых лилий нет, а ползунов и бабочек отпугивают всякими пищалками и вонялками. Те, что засели в рубке, имеют собственные скафандры — иначе они бы проявили хоть какой-то интерес к штатным. Выйдя на поверхность в собственном скафандре, турист сразу ощутит — сила тяжести не та. И вот, если он рухнет и распластается возле капсулы, нам придется спасать его и затаскивать обратно. Если вспомнить, что его вес увеличится для нас примерно в два с половиной раза, легко представить себе это удовольствие. А если он доберется до зарослей лилии Меркуса, то спасать его уже бесполезно — останется только пожелать счастливого цветения.

А капсула меж тем уже начинает тормозить. И тормозит очень плавно. То есть ее ведет опытная рука.

— Кто же там, в рубке, засел, филакрийский осьминог его удави?!

Да, вот именно так я заорал. Ничего, ребятишки, ничего, теперь вы знаете, как я буду орать на вас во время летной практики. И профессор Виленский тоже — только у него голос выше и проникновеннее. Так проникает — сутки глухой ходишь и башкой трясешь.

Тохтамыш подо мной зашевелился… Нуда, мы же на нем сидели. Во избежание. То есть опомнился.

— Гробус, Янчо, — говорит он нам, — Пустите меня… Я ничего не сделаю, я тихий… Я только в глаза ей посмотрю… В глаза посмотрю этой дурище!!!

— Тихо, Тохтамыш, тихо, — шепчем мы ему. — Капсула тормозит. Вот сейчас наши туристы выйдут из рубки, и придется с ними что-то делать… И неплохо бы сразу опознать модель скафандров…