Если б не было тебя...

Вид прячущего глаза и не знающего, куда деть костлявые руки Семена Исааковича развеселил Артура. Почему-то на душе сразу стало спокойно и уютно. Захотелось обнять старика, но Артур постеснялся обнажать эмоции при Диане, не зная, как она может отреагировать. В ее присутствии он все время анализировал свое поведение, боясь выглядеть смешным. Понимая, что всегда лучше быть самим собой, выглядеть естественно, Артур не мог себе этого позволить из-за панического страха потерять ее. Он только надеялся, что когда-нибудь, когда они лучше узнаю друг друга, эта искусственность пройдет сама собой.

— Понимаете, Дианочка… — почему-то Семен Исаакович решил объяснить все именно Диане, которая стояла, переводя удивленный взгляд с него на Артура, ничего не понимая, но уже улыбаясь, предчувствуя, что ситуация может оказаться забавной. — Сам бы он ни за что не отдал. Засунул бы в темный угол, где она пылилась бы вечность. А я не могу этого допустить, понимаете? У меня сердце кровью обливается, как подумаю, сколько всего у него заброшено и пылится. Не может он себе такого позволить! Это уже не его достояние, а народа! А иначе он — простой маляр.

Семен Исаакович не на шутку разволновался. На щеках появился лихорадочный румянец. Артур всерьез испугался, что друга может хватить удар.

— Вы видели ее? — Семен Исаакович воззрился на Диану своими глазами навыкате.

— Кого, ее? — Диана совершенно не понимала, о чем речь. Она только почувствовала, что, непонятно почему, Артур заволновался.

— Ты что, не показывал ей?! — в голосе Семена Исааковича к удивлению примешивалась истерическая нотка. — Вот видите, он даже вам не показал. О чем тут можно говорить? Он — законченный эгоист!

Артур, если и хотел что-то сказать в собственное оправдание или как-то успокоить друга, не мог пробиться сквозь поток обвинительной речи. А Семен Исаакович уже тащил ничего не понимающую Диану вглубь магазина, крепко ухватив за руку.

— Я покажу вам ее. Подумать только, он даже от вас ее скрыл! Вот она!

Они остановились перед прилавком, за которым на совершенно пустой стене, выкрашенной специально для этого в светло-бежевый цвет, находилась картина Артура с играющей на скрипке в подземном переходе Дианой. Под картиной висела табличка с надписью «Не продается».

Диана ожидала увидеть что угодно, но только не себя. От неожиданности она совершенно растерялась, не зная, что сказать или как повести себя. Она смотрела на картину и видела себя, словно в зеркале. Она вспомнила тот вечер, эмоции, испытанные тогда, вихрем пронеслись в голове. Она вспомнила лицо Артура, увиденное впервые, и вдруг осознала, что только он мог воспроизвести это. Не являясь особым ценителем живописи, Диана поняла, что перед ней что-то особенное, чему не существует аналогов.

Артур тоже вспомнил тот день. Снова испытал мгновенный, но сильный приступ головной боли, как тогда, когда впервые увидел Диану. И еще он понял, что хорошо, что картина здесь, а не в его мастерской. Будь она там, он периодически хотел бы смотреть на нее, и каждый раз это отдавалось бы болью, как напоминанием о событии, перевернувшем его жизнь.

— Что же вы молчите? — спросил Семен Исаакович, заглядывая Диане в лицо. — Неужели вам не нравится?

— Просто, я не знаю, что сказать. Она прекрасна, — ответила Диана очень тихо.

— Она великолепна! Она шедеврична! А ты… — он посмотрел на Артура. — Ты хотел ее спрятать. Знаешь, как многие хотят ее купить? Мне пришлось повесить эту табличку, чтобы избежать бесконечных объяснений. Ко мне уже приходил директор нашего музея и просил продать им ее. Ты становишься очень популярным, мальчик мой, но упорно продолжаешь сопротивляться этому.

Когда страсти улеглись, Семен Исаакович устроил Диане настоящую экскурсию по магазину, больше напоминающему музей. Даже Артуру, который все тут видел и знал, было интересно послушать друга, тонко чувствующего каждую картину и знающего все о художнике, сотворившем ее. Диана же была поражена глубиной страсти и любви пожилого еврея к живописи, степенью его восхищения талантом художника и полным отсутствием сожаления, что сам он так не умеет.

— Знаешь, что мне больше всего понравилось в твоем друге? — спросила Диана у Артура, когда он провожал ее до дома Моны, где она опять решила заночевать. — Мне он показался совершенно бескорыстным. Я понимаю, что он, наверное, неплохо зарабатывает, продавая картины. Опять же его национальность, — улыбнулась Диана. — Еврей и бескорыстный, звучит дико, я понимаю. Но, мне он показался именно таким.

— Я люблю этого старика, сам не знаю за что, — ответил Артур. — Порой он меня сильно раздражает, порой умиляет, когда ведет себя, как ребенок. Но, его любовь к картинам заставляет простить все недостатки.

— Ты не говорил, что умеешь так рисовать, — через какое-то время произнесла Диана, и Артуру показалось, что в голосе ее сквозит осуждение.

«Я и сам не знал», — подумал он, а ответил совсем по-другому:

— Многие рисуют гораздо лучше меня. И потом, не люблю я это: рассказывать о себе или показывать свои картины. Кроме того, ты еще не была у меня в гостях.