Если бы меня спросили снова

— Не думаю, что у вас всё настолько лично с моим отцом. Но я не все, Ир. И твои секреты я не рассказывал никому, но если бы ты рассказала мне девять лет назад, что вы с отцом задумали, всё сложилось бы иначе. Я бы знал, что так надо, вы договорились, и реагировал спокойнее.

— Я пыталась. Но ты сразу стал ревновать. Представляю, если бы я сказала, что весь офис думает, что мы трахаемся.

— Я это всё равно услышал. И вот что из этого вышло, — справедливо заметил он.

— Это была не моя тайна, Вадим. Твой отец должен был сам тебе это сказать. Если бы вы не были в ссоре, наверное, он так бы и сделал.

«Если бы он не был таким, мать его, самцовым самцом, а хоть немного тебе отцом».

— Если бы. Чёртово «если» встаёт перед нами снова и снова, — вздохнул Вадим.

— Вадим, — покачала головой Ирка. — Нет никаких «нас». Есть я и ты. Просто родители одного ребёнка. Мы — это я и Петька. Ты — это ты.

— Я и не спорю. Но одно знаю точно. Мы не сможем это просто забыть, — умышленно сделал он упор на «мы». — Не сможем перешагнуть и идти дальше. Не сможем отмахнуться ни от одного даже самого неприятного чувства, потому что должны каждое из них прожить. То, чего мы не сделали тогда, сделать сейчас: избавиться от белых пятен и недопонимания, отпустить, простить, по-настоящему принять, а не запереть снова в какой-нибудь другой комнате. И когда мы это сделаем, когда ничто не будет тебя заставлять прятаться за стеной, что ты между нами воздвигла, тогда я спрошу тебя снова и приму твоё «нет» и «я люблю Петьку». Тогда я тебе поверю.

Глава 27

— Хорошо, — легко согласилась Ирка. — Но я хочу, чтобы ты понимал. Доверие — это когда можно рассказать человеку без утайки самое постыдное и не бояться, что он тебя ранит. Постарается понять, а не винить.

— Я постараюсь, — серьёзно кивнул Вадим. — Нет, я обещаю. Потому что хочу, чтобы в первую очередь ты сама уважала свои чувства, даже самые неприглядные и постыдные, и не чувствовала себя виноватой за них. Какими бы неправильными они ни были, они тоже важны.

— Тогда я тоже обещаю, что ты можешь рассказать мне всё что угодно, и я не буду осуждать.

— М-м-м… как заманчиво, — приподнял одну бровь Вадим, глядя на Ирку с интересом, и чёртовы бесенята запрыгали в его чёртовых синих глазах. — Значит, мне уже можно признаться, что ты охренительна в этом платье? Что я… м-м-м… Нет, пожалуй, в этом я признаваться не буду. Да мне и не стыдно. Мужчина в принципе думает о сексе каждые сорок секунд.

Ирка улыбнулась.

— Я и так знаю, что охренительна в этом платье, а ещё охренительнее без него. Но всё равно спасибо. Это приятно. Хочешь, я тоже кое в чём тебе признаюсь?

— Очень.

— У тебя на губе соус, но он тебе тоже чертовски идёт.

Воскресенский засмеялся, качнул головой, вытер губу.

— Ты не права, ни одна женщина никогда, не делала меня таким счастливым, как ты. И таким несчастным тоже. Но это, наверное, закономерно. Чем выше забираешься, тем больнее падать.

— Так не забирайтесь больше, Вадим Борисович. Поберегите себя.

— И всё же насчёт отца. Я просто обратил внимание, что ты на него злишься, поэтому и спросил, что он тебе сказал.

— Нет, я не злюсь на него, Вадим. Я чертовски на него злюсь.

— Почему? — удивился он.

— Потому что совсем недавно узнала, что он отказался защищать Петьку.

— Северу понадобился адвокат? — обеспокоенно наморщил лоб Вадим.

— Не просто адвокат, а самый лучший.

— По уголовному или административному делу?

— По уголовному, — вздохнула Ирка.

Вадим дёрнул головой.

— Чёрт! Тут я могу лишь сказать, что мой отец не берётся за дело только в одном случае — если уверен, что проиграет. Видимо, шансов не было. Что же Север такое натворил?

— Заступился за девушку, на которую напали с ножом. И… убил этого урода.

Вадим потёр бровь.

— Превышение пределов необходимой обороны?

— Может быть, — пожала плечами Ирка. — Я в этом не разбираюсь.

— Но раз его сразу не задержали или отпустили…

— Это было давно, Вадим. И он… в общем, труп того мужика нашли только сейчас.

— Вот чёрт! — он выдохнул, провёл ладонью по лицу. — Сокрытие преступления? Тогда у него действительно проблемы и было очень мало шансов. Раз даже мой отец при всём его опыте и связям не взялся. Впрочем, у отца могли быть и другие причины. Север всё же твой муж.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Ирка.

— Что на этот счёт есть какие-то этические или юридические запреты в правилах ведения адвокатской деятельности. Адвокат не имеет права защищать близкого человека. Но тогда он должен был предложить Петьке другого адвоката.

— Мог бы предложить, — усмехнулась Ирка. Но Воскресенский-старший ничего об этом не сказал, и об этом она, конечно, тоже не спросила. Может, он и предлагал. — А может, никто из них тоже не захотел браться? — предположила она вслух.

— Так не бывает, — покачал головой Вадим. — Девяносто процентов уголовных дел для адвоката являются проигрышными. Но деньги они за это всё равно получают. Это просто работа. Поэтому нет, любой другой адвокат наверняка бы взялся. Другое дело, что каждый из них, возможно, сказал Северу то же, что и мой отец.