Определённо они хорошо смотрелись с Воскресенским. Она за эту неделю привела себя в порядок, а он всегда выглядел на столько, сколько стоит — на миллиард долларов.
Рядом с ним хотелось хорошо выглядеть.
Где-то она недавно прочитала: забытый роман.
Забытый роман — это очень хорошая вещь. Вроде вы старые друзья и не нужно ничего выпытывать — кем работаешь, чем увлекаешься, кто твои родители, не нужно ни к чему привыкать — ты знаешь, как долго он моется в душе, с какой стороны кровати спит, что любит на завтрак, чего на дух не выносит. А с другой стороны, рядом словно новый, другой, хоть и хорошо забытый человек, которого ещё узнавать и узнавать.
Ирка чувствовала себя как в забытом романе.
Если бы не одно «но» — никакого романа у них с Вадимом не было.
Она поправила помаду, вытерла глаза, взбила волосы. Или есть?
Усмехнулась. Кого она обманывает? Она привела себя в порядок, потому что готовилась к встрече с Петькой. Потому что просто не имела права плохо выглядеть, когда его найдёт.
Глава 25
Когда Ирка вернулась, им уже принесли полноценный обед. Даже красиво сервировали на среднем кресле. Закуски в маленьких мисочках: фрукты, сыры, оливки. Вино в строгих бокалах.
Вадим за это время пересел к окну, открыл ноутбук и надел очки, в которых Ирка его никогда не видела.
Тонкая металлическая оправа отражала сменяющиеся на экране картинки.
Ему шло.
Да, Воскресенский никогда не был бруталом, но имел нордический тип мужской красоты — эдакий мужественный красавец с твёрдым подбородком, низким голосом и интеллектом на лице.
Очки делали его трогательным и немного беззащитным.
— Что читаешь? — Ирка посмотрела на экран, склонив голову.
— Новости из Сомали, — вздохнул он.
Она пробежалась глазами по экрану.
В Могадишо взорвали очередной отель: двое погибших и пятнадцать пострадавших.
Нападение боевиков: погиб сотрудник ВОЗ.
Покушение на министра: есть пострадавшие, разрушены близлежащие дома.
Они летели в адово пекло — и знали об этом.
— Нет смысла это читать, — протянув руку, Ирка захлопнула ноутбук. — Мы всё равно летим. Давай поедим. И расскажи лучше, над чем ты сейчас работаешь.
— Над второй частью «Если», — открыл горячее Вадим. — На твоём языке это звучит как: «Если бы меня спросили
— Спасибо, курица — что надо, — улыбнулась Ирка. — А я там есть? Во второй части?
— Она вся про тебя, — тепло улыбнулся Вадим. — Рядом ты или нет — ты меня вдохновляешь.
— Дай догадаюсь. Начинается с того, что героиню бросил муж и она осталась одна с ребёнком. Да, у неё есть мама, а у ребёнка — отец, мужики вокруг неё так и вьются, а бабы считают стервой и ведьмой, но, по сути, она просто дура. Того, кого любила, прогнала, того, кто её любил — не удержала. Жизнь её ничему не научила и терять ей нечего. Ну а дальше там, как обычно, всё тот же сумасшедший учёный? — улыбнулась она.
— Ну-у-у… да, — кивнул Вадим. — Сумасшедший учёный там действительно есть. Но ты не права, ты…
Она остановила его. Буквально. Закрыла рот рукой.
— Я играла в первую, — вздохнула Ирка. Вадим прижал к губам её пальцы. Ирка мягко забрала руку. — Думала, благодаря игре, пойму тебя лучше. Но каждый раз закрывала в слезах и не продвинулась дальше нашей встречи.
— Вряд ли ты бы поняла меня лучше, всё же это игра. Впрочем, как и я, создав сотни вариантов «Если бы, то» так и не смог тебя понять. Это как недописанный роман. Каких бы сюжетных поворотов и замысловатых концовок ни придумали читатели, что напишет автор, наверняка не знает никто. Напишет или мог бы написать, история знает немало недописанных книг.
— Ну я, слава богу, ещё жива, — усмехнулась Ирка, ковыряя остывающую курицу.
— Мы наш роман ещё допишем? — улыбнулся Вадим. Поднял бокал:
Ирка подняла свой, хоть и заметила: опять это «мы», «наш».
Конечно,
Вино приятно шумело в голове. Виноград с сыром приятно укладывались в желудке поверх курицы — Вадим отказался в её пользу, Ирка почти всё съела одна.
— Спасибо, что рассказала про письмо, — сказал Вадим. — И всё же, что случилось в тот день на вечеринке? Он так и остался самым ужасным днём в моей жизни.
— Даже хуже аварии? — удивилась Ирка.
— Намного хуже. Честное слово, ты можешь рассказать мне что угодно. Мне важно знать, что ты чувствовала, почему поступила так, а не иначе. Но ещё важнее это для тебя, а я единственный человек, который может помочь тебе это прожить и забыть. Потому что, как ни крути, это касается только нас: меня и тебя. И никого больше.
— Это касается не только нас, — покачала головой Ирка. — И вряд ли я смогу, Вадим.
— Если не ты, то кто тогда сможет? — тепло улыбнулся он.
— Да, именно так и говорит моя мама. Только мне будет больно, а тебе ещё больнее.
— Порой иначе нельзя, — погладил он её пальцы. И снова ни хрена не дружески.
Мягко, ласково, настойчиво.