Если бы меня спросили снова

— А нельзя как-то, — забрала Ирка руку. — Ну, без этого?

— Без откровенности? — уточнил Вадим.

Да, с откровенностью у неё всегда было туго. Ирка никогда к ней особо не стремилась без нужды. Хотя сейчас нужда явно была. Без откровенности они не сдвинутся с места, чтобы отпустить друг друга и остаться друзьями. Боль связывает крепче любви. И пока они от неё не избавятся, так и будут ходить по кругу, как привязанные.

— Да, без откровенности, — ответила Ирка.

— Нет, нельзя, — просто и убедительно ответил Вадим. — Ладно, вечеринку оставим на потом. Давай начнём с простого. Что сказал тебе мой отец в аэропорту?

— А вино здесь без ограничений? — допила она до дна очередной бокал.

— Думаешь, нам понадобится ещё?

— Думаю, не всё ты хотел бы слышать.

— Я помню, как ты сказала: «Нельзя вываливать откровенность как груду камней, из-под которых не выбраться». И, конечно, кое-что я тоже хотел бы скрыть. Но кое-что мне жизненно необходимо знать. Ир, что сказал тебе мой отец? — смотрел он на неё в упор.

— Он пожелал нам счастливого пути, — невозмутимо пожала плечами Ирка.

Это была правда. Именно это Борис Воскресенский и сказал, когда обнял её посреди зала у всех на виду, погладил по спине: «Счастливого пути!». А ещё…

———

*Олег Григорьев (1943—1992)

Глава 26

— Когда ты его найдёшь или не найдёшь, — сказал Ирке Борис Воскресенский. — Когда узнаешь всё, что хочешь знать или чего знать не хочешь. Когда тебе будет так плохо или так хорошо, что захочется переспать с Вадиком, не делай этого, моя упрямая ведьмочка. Лучше осчастливь какого-нибудь чумазого сомалийца.

— Это почему же? — усмехнулась она.

— Его ты забудешь без проблем. И не будешь из-за этого страдать.

— А если я не хочу спать с чумазым сомалийцем? — спросила Ирка, хотя должна была, конечно, спросить: «А почему я должна страдать из-за секса с Вадиком?», вернее, она должна была спросить: «С чего ты взял, что я вообще собираюсь с ним спать?»

— Тогда не спи ни с кем, — улыбнулся Воскресенский. — Я буду тебя ждать.

— Вы все будете, — усмехнулась Ирка. — И Риша, и Андрей, и мама.

— Нет, — покачал головой Борис Воскресенский. — Я.

Он больше не добавил ни слова. А вот Ирка добавила.

— Знаешь, когда меня сожгли последний раз, у меня окончательно испортился характер.

Показала ему средний палец и прошептала одними губами «Да пошёл ты!».

Она могла бы, конечно, выразится красноречивее, потому что была на него так зла, что хотела если не прибить, то покалечить точно, но переполненный аэропорт, дети…

— Я слышал своё имя, — не дал себя провести Вадим.

— Боишься, отец сказал что-то, чего мне не стоит о тебе знать? — хмыкнула Ирка.

— Я боюсь многих вещей, — ответил Вадим. — Боюсь змей. Боюсь снова тебя потерять. Боюсь разочаровать сына. Но настолько постыдных тайн у меня нет. Ты можешь спросить, и я расскажу тебе всё, что захочешь.

«Даже про то, что жена тебе изменила?» — коварно подумала она.

А ещё о том, почему в своей выдающейся речи Великий адвокат не дал им с Петькой ни одного шанса. Почему решил, что при любом раскладе: жив он или нет, хорошо Ирке будет или плохо, у неё останется только Вадим и выбор между дать ему второй шанс или не давать. Почему только Вадим? Потому что он будет рядом?

Чёртов старый интриган!

— Ну-у-у, твой отец сказал, чтобы я о тебе позаботилась, — ответила Ирка.

Вадим улыбнулся.

— Очень смешно, Ир, но мы не сдвинемся с исходной точки, если не научимся разговаривать.

— А ты считаешь, нам стоит двигаться? — принялась она энергично составлять пустую посуду.

Ну почему она вечно сильна задним умом? Почему сразу не догадалась, что Борис знает больше, чем говорит? Или только делает вид, что знает? Почему сразу не спросила? Или чёртов Великий адвокат на то и рассчитывал: что она будет думать о его словах, думать о нём, позвонит.

Чёрта с два он угадал!

— Лично меня всё устраивает, Вадим, — выдохнула Ирка. — И устраивало ещё больше, когда ты был женат. Но я надеюсь, что найду Петьку, ты встретишь девушку, с которой тебе не будет так трудно, как со мной. Девушку, с которой будешь по-настоящему счастлив, и всё у нас будет хорошо. Будем дружить семьями, будем ходить друг к другу в гости. Отмечать вместе праздники, ездить в путешествия, устраивать вечеринки. Будем… — она недоговорила, горло перехватило.

— Ты сама-то в это веришь? — спросил Вадим, когда она замолчала.

— Это всё, что мне осталось — верить. Ты навсегда в моей жизни. Ты отец моего ребёнка. При всём желании я не могу тебя вычеркнуть, да и не хочу. Но я искренне хочу, чтобы ты был счастлив, потому что я тебя счастливым сделать не смогу, Вадим. И ладно, чёрт с ним, спрашивай, — сказала Ирка, надеясь сменить тему.

— Я только что спросил: что сказал тебе мой отец? И ты уже ответила.

— Я не вру, но это личное. Ты бы не хотел, правда, чтобы я всем рассказывала, что ты говоришь мне наедине?