Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре

Яд Вашем нанял дизайнера выставки – Дорит Харель (ныне покойную), с которой я работал раньше над музеем Скирболла в Колледже Еврейского союза в Иерусалиме. Она приложила все свое мастерство, чтобы справиться с задачей, несмотря на то, что ей приходилось бороться с серьезным дегенеративным заболеванием (мы об этом не знали). Мы совместно работали над тем, чтобы историческое повествование тесно перекликалось с развивающимся планом выставочных залов. Мы построили модель всего музея длиной 6 м. Она была достаточно большой, чтобы Дорит могла продемонстрировать в уменьшенном масштабе экспозицию, фотографии, документы и артефакты. Мы могли изменять размер залов и настраивать свет. В музее черно-белые фотографии сливаются с серыми бетонными поверхностями. Материальные объекты располагаются в соответствующих нишах. Когда посетители идут направо, налево, через зал, они проходят через всю трагическую историю – рост антисемитизма, гетто, концентрационные лагеря. Мы также манипулировали уровнем пола. В начале пол плавно опускается с пятипроцентным уклоном. Посетители заходят все дальше вглубь горы, как будто медленно погружаются. К концу повествования уклон пола меняется на противоположный и начинается подъем. Поднимаясь, посетители могут видеть в конце призмы далекое небо, но лишь одно небо из-за восходящего уклона. Только когда они достигнут конца призмы, внезапно перед ними открывается вид наружу: холмы, деревья, окрестности. Мы одержали победу. Мы здесь. Жизнь продолжается.

Вид из дальнего конца Музея истории Холокоста на иерусалимский лес

Эта концепция выхода на свет с видом на город оказалась спорной. Потребовались месяцы обсуждений до того, как ее приняли. Некоторые из тех, кто принимал окончательные решения, высказывали опасение, что архитектура затмевает тему – что она слишком оптимистична и торжественна. Но я искренне считал, что архитектура несет соответствующий посыл – она заостряет внимание на сюжете и усиливает воздействие повествования, при этом не конкурирует с ним и не стремится его подменить. Интуитивно я также старался избегать архитектурно неоднозначного завершения музея Холокоста в Вашингтоне, представляющего собой обращенный внутрь восьмиугольный зал, который оставляет посетителя в неудовлетворенности и опустошении. В результате кураторы, историки и пережившие Холокост члены комитета пришли к согласию и приняли наш дизайн.

Новый музей открылся в марте 2005 года в присутствии 40 глав государств и других мировых лидеров. В начале этого дня я прошел по музею вместе с Эли Визелем и посмотрел на свое творение его глазами. Тем вечером Визель произнес сильную речь о недостаточности понимания и первостепенной необходимости помнить: «Мы проходим через музей и не понимаем. Все, что нам известно, – что это случилось. А теперь вопрос в том, что людям делать с воспоминаниями? Любой психиатр скажет вам, что если подавлять воспоминания, то они вернутся вместе с яростью. Необходимо смело смотреть им в лицо. Даже если их невозможно выразить, мы должны столкнуться с ними лицом к лицу».

Несколько лет спустя мне позвонила наш давний друг Саманта Пауэр, журналист-международник с глубокой приверженностью делу защиты прав человека, а позднее представитель США при ООН. (В настоящее время она возглавляет Агентство США по международному развитию.) Саманта оставила свою должность в Гарварде, чтобы работать на малоизвестного тогда молодого сенатора из Иллинойса Барака Обаму. «Мой босс собирается участвовать в президентской гонке, – сказала она. – Он едет в Ирак и Израиль. Не могли бы вы поехать в Иерусалим и провести его по Яд Вашем?» Это был скромный визит, который состоялся в 2007 году. Вместе с Обамой были только два человека. На посещение музея в расписании был выделен один час. Визит продлился больше двух часов. На меня произвела сильное впечатление абсолютная сосредоточенность Обамы. От политиков ждешь, что время от времени они будут отвечать на телефонные звонки, отсылать текстовые сообщения, смотреть на часы. Обама этого не делал. Это был не обязательный визит; но он стал для меня опытом, изменившим мои представления. Вопросы и комментарии свидетельствовали о знаниях и сострадании.

С Бараком Обамой (в то время сенатором) в Яд Вашем, 2007 г.

После ухода Обамы я позвонил Михаль и сказал: «Я только что познакомился со следующим президентом Соединенных Штатов».

* * *

Официальных гостей Израиля часто привозят в Яд Вашем, это нечто само собой разумеющееся. Одним из таких посетителей в 1997 году стал Паркаш Сингх Бадал, в то время главный министр Пенджаба. Израиль и Пенджаб учредили ряд совместных программ, преимущественно в сфере сельского хозяйства, и это была официальная цель визита Бадала в Израиль. Увидев Детский мемориал, который произвел на него сильное впечатление, Бадал поинтересовался, можно ли встретиться с архитектором.