Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре

Спроектированный Фрэнком Ллойдом Райтом Музей Гуггенхайма, который открылся в Нью-Йорке в 1959 году незадолго до того, как я переехал в Филадельфию, чтобы работать у Луиса Кана, – это практически образцовый пример, подтверждающий такое предположение. Ты сразу попадаешь в уникальное пространство, мягко освещаемое сверху, и волнообразная спираль вызывает воодушевление. Изогнутые очертания здания, видимые с улицы, предсказывают, какое пространство находится внутри: это позитивная сторона другой, негативной. Есть нечто забавное в том, чтобы оказаться в здании, в котором что видишь, то и получаешь. Цельнобетонные, выкрашенные целиком в белый цвет консольные выставочные залы, закручивающиеся спиралью, создают ощущение легкости. Постоянное изменение высоты по мере подъема или спуска по рампе предлагает меняющуюся перспективу, определяемую геометрией конуса. Если посмотреть сквозь центральное пространство, то на расстоянии видно произведения искусства и людей, их рассматривающих, – это порождает ощущение предвкушения, общности и несет в себе эмоциональный заряд.

Именно во время открытия Музея Гуггенхайма Йёрн Утсон проектировал знаменитый Сиднейский оперный театр в Австралии, который служит примером контраста. Я почувствовал радостную дрожь, когда впервые увидел это здание, чьи белые своды, подобно наполненным ветром парусам, как будто развевались и вздымались вверх. Но, в отличие от Музея Гуггенхайма и от Шартрского собора, надежды, связанные с обликом здания, рассеиваются внутри. Вестибюли, залы, сценические пространства представляют собой сплошное разочарование и почти не связаны с пробуждающими чувства внешними объемами. Наружная часть здания – это оболочка, а здесь нет органической взаимосвязи между наружной оболочкой и внутренним пространством. Утсон уволился в знак протеста, когда не стали придерживаться его проекта внутреннего пространства.

Когда я думаю о сочетании технологии и дизайна ради функциональности и превосходства, то вспоминаю о пространстве, которое многим людям неизвестно, – о читальном зале Национальной библиотеки в Париже, спроектированном Анри Лабрустом в 1860-х. Если подойти к библиотеке вдоль рю де Ришелье, перед вами предстанет памятник искусства, который привычно представляется нам при слове «Париж» – с классическими колоннадами и большими арочными окнами, выходящими в два внутренних двора. Входишь в читальный зал, и перехватывает дыхание. Девять куполов, каждый с отверстием в центре, легкие как перышко, парят над огромным пространством и как будто нарушают законы гравитации. Их поддерживают шестнадцать изящных колонн, распределенных по пространству, – они кажутся тонкими, как карандаши. Поток света льется сверху и через большие окна, расположенные в виде аркады в одной из стен, окружающих читальный зал. Для того чтобы добиться такого эффекта – при этом инфраструктура здания способна вместить сотни тысяч книг, которые оживляют стены, – Лабруст применил передовую технологию: чугунные колонны и стальные купола. Из этих крепких металлов, выставленных на всеобщее обозрение, Лабруст получил конструкцию, обладающую изысканностью тонких кружев. В ХIХ веке это, должно быть, поражало зрителей, казалось необычным и приводило в восторг. Это удивительно даже сейчас.

Национальная библиотека в Париже по проекту Анри Лабруста; завершена в 1868 г.

В случае с Marina Bay Sands цели и притязания сингапурцев, которые проявляются в их словах и поступках, оказались одновременно скромными и вдохновляющими. Тем не менее, когда разрабатываешь проект и доводишь его до завершения, неизвестно, как его воспримут. В конце концов, публика решает, что считается успехом.

Через двенадцать лет после окончания строительства Marina Bay Sands ясно, что волшебство было и остается. В течение года после открытия комплекса в 2010 году силуэт Marina Bay Sands фактически заменил изображение мерлиона – мифического существа с головой льва и туловищем рыбы – в качестве символа Сингапура.

На вопрос о том, как творить волшебство в архитектуре, нет простого ответа. И нет единственной формы волшебства. Магия, создаваемая кем-то для развлекательного заведения в центре города, должна отличаться от волшебства, которое создается для места молитвы, национального мемориала, публичной библиотеки или центра исполнительских искусств. Но мы узнаём волшебство, когда его видим.