Чувствовать себя посредником – значит постоянно искать решение. Я не потерял оптимизма и надеюсь, что в конце концов появится какая-то форма мирного сосуществования, хотя мой оптимизм может быть уничтожен. Как бы то ни было, я не жду какой-то большой сделки – что-нибудь вроде сиквела Кэмп-Дэвида с пожатием рук[10]
, – а скорее результата, который станет плодом бесчисленных небольших действий, предпринимаемых огромным количеством людей на протяжении многих лет. Богатая и разнообразная культура Ближнего Востока в целом, которую я храню, стала неискоренимой частью самого Израиля. Она проявляется в литературе, в кино, в музыке, в кухне. Современный иврит содержит арабские слова точно так же, как речь арабов-израильтян содержит слова из иврита. Десятки лет назад тонкости в одежде, прическе и акцент позволяли легко отличить араба от еврея. Сегодня этого больше нет. Туристы в Израиле часто путают и не способны отличить представителя одной стороны конфликта от представителя другой стороны.В своем поиске решения я стремился воспользоваться любой возможностью заниматься проектами и устанавливать другие профессиональные связи с арабскими странами. Я очень хорошо помню один момент в Саудовской Аравии в 2014 году. Я и двое моих коллег находились там с визитом в связи с работой над крупным городским проектом для клиентов-саудитов – районом смешанного использования, известного как Маясем на севере Джидды. Получилось так, что мы оказались в городе во время Рамадана. После полуночи, когда пост прервался и Джидда ожила, мы с представителями принимающей стороны пошли гулять к Старому городу. Неожиданно ко мне подошли три молодых человека в традиционной одежде и куфиях. «Мистер Сафади?» – обратились они ко мне, подчеркивая традиционное арабское произношение моей фамилии. Я удивленно обернулся. Они представились студентами архитектурного факультета Университета Джидды. Они выразили восхищение моей работой и пожелали сфотографироваться вместе. Я был тронут, и это чувство превосходило все, что я бы почувствовал при сходных обстоятельствах в Шанхае или Стокгольме. Архитектура создала связь, можно сказать, «через линию фронта».
В своих лучших проявлениях архитектура обладает ярко выраженной способностью подниматься над всем, что нас разъединяет. Это особенно верно, когда архитектура стремится уловить духовные устремления человечества. В 2007 году, когда я был в Сингапуре, мне позвонил друг из Израиля и предложил организовать для меня встречу с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Очевидно, имелся ряд перспективных проектов для обсуждения. Президент находился в отпуске в Дубае, поэтому мне предлагалось полететь туда на встречу. Предполагалось, что на встрече будет присутствовать деловой партнер моего друга, влиятельный турецкий владелец отелей и застройщик Феттах Таминдже. Когда я приземлился в Дубае, мне пришло сообщение от Феттаха о том, что президент заболел и вместе с сопровождающими неожиданно вернулся в Казахстан. В сообщении была приписка: «Я организовал для вас встречу с султаном Ахмедом Бин Сулайемом, руководителем Nakheel». Nakheel – это крупнейшая компания-застройщик в Дубае. Все видели изображения ее знакового проекта – искусственного архипелага под названием Пальма-Джумейра, вдающегося в Персидский залив в виде пальмового дерева.
Меня на машине забрали из отеля и отвезли в офис Nakheel, где я встретился с Бин Сулайемом и его сотрудниками, в том числе с получившей образование в Ливане палестинским архитектором Рулой Садик. После того как мне показали модель Пальмы-Джумейры, с ее множеством компонентов, находившихся в то время на разной стадии строительства, Ахмед Бин Сулайем указал на вход, где мост, ведущий с берега, обеспечивает доступ к острову. Султан сказал: «Мы собираемся построить здесь большую мечеть, и я бы хотел, чтобы вы ее спроектировали». Затем он стал быстро перечислять некоторые детали – мечеть должна будет вмещать 2000 человек и служить символическими воротами Пальмы-Джумейры, – но я все еще не мог прийти в себя от изумления. Мечеть, спроектированная израильтянином?