Если бы ты был здесь

– Я понимаю, – соглашается Габриэль. – Я пытался отвлечь ее прогулками по острову и всякой такой ерундой, понимаешь? Но Беатрис будто не хочет лишний раз шевелиться, а когда приходится, то делает это с большой неохотой. – Он потирает лоб. – Долгие годы она жила на острове Санта-Крус со своей матерью, и одному Богу известно, что Луз рассказывала девочке обо мне. Потом Беатрис пошла в новую школу. И вдруг в начале пандемии она позвонила мне, умоляя позволить ей приехать домой.

Очевидно, я что-то неправильно поняла.

– Мне казалось, что на время школьных каникул она была обязана возвращаться домой.

– Беатрис и прежде проводила школьные каникулы у принимающей семьи, почти не делая исключений, – объясняет Габриэль. – Не знаю, может быть, она переживает из-за вируса? Какой бы ни была причина, я ей безмерно благодарен. Я был просто счастлив, узнав, что Беатрис хочет вернуться. Я думал, если мы проведем вместе побольше времени, она поймет, что на самом деле я не монстр. – Его губы трогает улыбка. – Хотел бы я делать то же, что и ты, с похожей легкостью.

– Говорить с ней?

– Заставить ее полюбить меня… – Он кривит губы и возводит глаза к небу. – Я просто жалок.

Я качаю головой.

– Потеряв что-то важное для нас, мы скорбим, – осторожно начинаю я. – Сейчас Беатрис кажется, что она потеряла все: маму, друзей, будущее. – Я замолкаю в нерешительности. – Быть может, есть причина, по которой она держит тебя на расстоянии. Если мы скорбим по чему-то, это значит, что нам не все равно.

Пристальный взгляд Габриэля встречается с моим. Это семя сомнения – единственное отпущение грехов, которое я могу ему предложить: допустить мысль, что отчужденность Беатрис вызвана не ненавистью к нему, а чем-то абсолютно противоположным.

Внезапно между нами пробегает морская игуана, заставляя меня взвизгнуть и отпрянуть назад. Габриэль заливается смехом, а огромная ящерица тем временем с удивительной скоростью бросается в воду, несколько раз выныривает, прежде чем с головой погрузиться в океан.

– Почему я их боюсь, а они меня нет? – бормочу я.

– Они живут здесь дольше, чем люди, – отвечает Габриэль.

– Конечно, они ведь похожи на детенышей динозавров.

– Ты должна непременно увидеть сухопутных игуан на Сан-Кристобале. Они становятся бирюзово-красными на время брачных игр, за что мы называем их рождественскими игуанами. Таким образом они привлекают самок. – Затем Габриэль кивает в сторону воды. – Но морские игуаны – мои любимчики.

Я снова ложусь на песок и поднимаю глаза к небу, философски замечая:

– И почему я не удивлена?

– Прежде все игуаны были сухопутными. Те, что заселили эти острова, скорее всего, попали сюда случайно с Южноамериканского континента десятки миллионов лет назад. В то время здесь не было никакой растительности. Пропитание можно было добыть только в океане. Поэтому их тела начали медленно меняться, приспосабливаясь к жизни под водой. У морских игуан имеются специальные железы, расположенные в носовой полости, которые выводят из их организма лишнюю соль. Легкие таких игуан больше, чем у сухопутных, что позволяет им запасаться кислородом для более длительного пребывания под водой.

Габриэль приподнимается на локте и поворачивается ко мне. Очень медленно он проводит пальцем по моей шее.

– Эволюция – это компромисс, – мягко подытоживает он. – Человек смог заговорить благодаря тому, что его гортань опустилась в шею, а ротовая полость увеличилась, чтобы языку было где развернуться. Однако у этого процесса имелся побочный эффект. Путь до пищевода удлинился, и при этом стало важно, чтобы пища не попала в гортань. – Его большой палец ложится в мою яремную ямку и чувствует, как трепещет мой пульс. У меня словно застревает комок в горле. – Итак, в отличие от животных, мы теперь можем петь, говорить, кричать… но, в отличие от животных, мы легко можем задохнуться, если пища попадет не в ту трубку. – Габриэль, кажется, так же удивлен этим прикосновением к моей шее, как и я. – Прогресс невозможен без потерь.

Я откашливаюсь и быстро сажусь.

Он одергивает руку и тоже садится. Возникшее между нами напряжение вмиг спадает.

Прежде чем я успеваю осознать, что сейчас произошло, Габриэль вскакивает. К берегу приближается моторная лодка. Прикрыв глаза рукой, я вижу на ее борту мужчину в униформе цвета хаки и широкополой шляпе. Он сходит на берег и направляется к нам. Я прищуриваюсь и пытаюсь прочитать, что написано на нашивке у него на плече.

– Габриэль! – восклицает незнакомец. – Qué estás haciendo aquí?[53]

– Это Хавьер. – Голос Габриэля не дрожит, но я чувствую, как все его тело напряглось. – Он работает смотрителем парка.

Я вспоминаю слова Габриэля, произнесенные им у лагуны с пересмешниками: если на закрытой из-за ковида территории нас обнаружат смотрители парка, то выпишут штраф. А также замечание Беатрис о том, что в этом случае ее отец также может лишиться лицензии гида.

Габриэль обрушивает на Хавьера поток испанской речи. Я не понимаю, пытается он успокоить стража порядка или оправдаться перед ним.