– Ана Мария – член моей принимающей семьи, – шепчет Беатрис. – Она на два года старше меня. Мне кажется, я всегда осознавала свои чувства, но никогда не говорила о них, пока не пошли слухи о закрытии школы из-за вируса. От одной мысли о том, что я могу больше не увидеть ее, например, за завтраком или по возвращении из школы, мне становилось дурно. Поэтому я поцеловала ее.
Беатрис вжимается в ступеньки лестницы.
– Полагаю, ее реакция была не совсем такой, на которую ты рассчитывала.
– Поначалу все было хорошо. Она поцеловала меня в ответ. И три дня я жила… как в раю. Но потом, – Беатрис качает головой, – она сказала, что больше так не может. Она сказала, что родители убьют ее, если узнают. Она сказала, что любит меня, но не так, как люблю ее я. Она сказала… – Беатрис словно пытается избавиться от комка в горле, – что я была… я была ошибкой.
– О, Беатрис!
– Ее родители просили меня остаться с ними на время карантина. Но я ответила, что отец вряд ли это позволит. Как я могла оставаться с ней в одном доме и притворяться, что все в порядке?
– Но что же ты будешь делать, когда занятия в школе возобновятся?
– Не знаю, – отвечает Беатрис. – Я все испортила. Я не могу вернуться обратно. И здесь для меня тоже ничего нет.
«Кое-что для тебя здесь точно есть, – думаю я. – Просто ты пока этого не видишь».
– Вы расскажете обо всем моему отцу? – шепчет она в темноту.
– Нет, – обещаю я. – Но надеюсь, что однажды ты все расскажешь ему сама.
Мы держимся за лестницу, ведущую в горло мира. Дыхание Беатрис наконец выравнивается, и она вновь начинает дышать со мной в унисон.
– Правда или действие? – спрашивает Беатрис так тихо, что я едва различаю ее слова. – Вам хотелось бы иначе прожить какую-то часть своей жизни?
По правде говоря, да.
Но… не последние три недели. А все, что привело меня к ним. Чем больше времени я провожу на этом острове, тем более беспристрастной становится моя оценка времени, предшествующего этому путешествию. Как ни странно, но, лишившись работы, второй половинки, своей одежды и даже родного языка, я осознала свою сущность, которая представляется мне теперь самой реальной из всего, чем я пыталась быть в течение многих лет. Это как если бы мне пришлось прервать свой бег, чтобы яснее рассмотреть саму себя. В результате я вижу человека, который так долго шел к цели, что уже и забыл, почему поставил ее перед собой.
И это пугает меня до чертиков.
– Действие, – отвечаю я.
Пауза.
– Перестаньте держаться за лестницу, – велит Беатрис.
– Ни в коем случае!
– Тогда это сделаю я.
Я понимаю, что она отталкивается руками от лестницы, когда чувствую какое-то движение воздуха рядом с собой.
– Нет! – кричу я, хватая падающую спиной вперед Беатрис за рубашку.
Веревки, обмотанные вокруг второй моей руки, врезаются мне в кожу. Я чувствую, как Беатрис мертвым грузом тянет меня вниз.
– Би, – я стараюсь говорить как можно спокойнее, – пожалуйста, схватись за меня. Ты можешь это сделать? Ты можешь это сделать ради меня?
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем ее пальцы сжимают мое предплечье. Я поддерживаю Беатрис, усиливая нашу сцепку, пока Беатрис хватается за лестницу. Мгновение спустя, всхлипнув, она падает мне на грудь, и я обнимаю ее свободной рукой.
– Все в порядке, – успокаиваю я Беатрис. – Все будет хорошо.
– Мне стало интересно, каково это, – плачет она, – просто отпустить.
Я глажу ее по волосам, а про себя думаю: «Первому впечатлению доверять чрезвычайно опасно. Поначалу падение очень похоже на полет».
Вот уже почти месяц, как я живу на Исабеле. За неделю до своего дня рождения я получаю неожиданный подарок: в своем почтовом ящике я обнаруживаю внезапную кучу старых писем. Я понятия не имею, почему одни из них все-таки дошли до адресата, а другие нет, но в итоге я получаю несколько писем от Финна и два сообщения из дома престарелых о самочувствии моей матери. Существенных изменений в ее состоянии нет, что, по-видимому, можно считать хорошей новостью. Мне также пришло уведомление от «Сотбиса» о том, что меня вместе с двумястами других сотрудников отправляют в неоплачиваемый отпуск из-за масштабного спада продаж в арт-индустрии. Некоторое время я смотрю на уведомление, размышляя над тем, сколько наших клиентов, подобно Китоми, решило отложить свои аукционы. Я также пытаюсь утешить себя тем, что быть принудительно отправленной в отпуск лучше, чем быть уволенной. Среди писем есть одно от Родни, в котором он ругает «Сотбис» на чем свет стоит и поясняет, что в неоплачиваемый отпуск отправили всех, кроме работников техподдержки, поскольку они обеспечивают онлайн-продажи. Он также сетует на то, что ему пришлось вернуться к своей сестре в Новый Орлеан, поскольку, будучи безработным, не может платить за аренду квартиры в Нью-Йорке.
Свое письмо Родни заканчивает следующими словами:
Девочка, на твоем месте я бы оставался в раю как можно дольше.