«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

А вот в этом синеньком домике с окнами в сад жили наши родители – Давид и Ира.

Они вырастили здесь пятерых сыновей и вместе с нами уехали в Израиль.

Я смотрю на эти окна – и мне кажется, что это не окна, а глаза нашей мамы.

Ее мягкие еврейские глаза…

Глаза грустные и все понимающие.

А почему грустные окна и нашего дома, и других бывших еврейских домов, в которых жили когда-то жители местечка?

Так ведь эти дома расстались с нами навсегда!

А мне кажется, что над нашим бывшим домом сейчас завьется дым колечком.

И… если я открою калитку и зайду во двор, то увижу отца, мать, братьев…

И услышу вечный вопрос: «А ехать нам надо?..»

– Надо, надо! – хлопает Батя, наш отец, в ладоши.

Мне только это кажется, ибо давно уже все уехали, а я вернулся в местечко через 25 лет…

Ищу следы евреев, балагуров, шутников.

Но их нет, нет…

Но нахожу только старые рассохшиеся скамеечки возле домов, на которых они сидели.

В своих картузах, которые никогда не снимали…

Только в Израиле я понял, что кипу в Белоруссии тогда евреи носить не могли, и с непокрытой головой тоже не могли ходить…

Вот вечно и не расставались со своими картузами…

В конце недели мой дед Залман надевал парадную светлую рубашку и садился на скамейке возле дома.

И все посматривал на небо: когда же загорится субботняя звезда?

Как только она появлялась, приглашал нас на белый батон… вместо халы.

Где было ее достать в наших краях?..

Осматриваюсь по сторонам.

Сад, что каждую весну радовал белым цветом все местечко, а особенно детвору, исчез…

Вместо него – новая улица, новые жильцы.

Может, подойти к ним и рассказать про тех, кто здесь раньше жил?..

Рассказать про последних евреев местечка, оставшихся после войны, – Залмана, Янкеля, Зяму, Малаха, Элю…

А может, рассказать о том, как я хотел найти здесь золотое дно?..

Я оглядываю взглядом Михалин, курчавые облака, которые плывут над ним.

Хочу найти, увидеть что-то прежнее…

То, что так характерно было нашему местечку.

Закрываю глаза и словно слышу смех Эли:

– Какой подарок я хочу получить от детей? Хе-хе-хе! Коробку маку и ногой под сраку.

– Что мак, понимаю, но почему под сраку? – смеется Залман.

И глаза смеются.

И борода колышется.

– Э-э-э, Залмане! Старый, старый, а ума не нажил. Чтобы бегал быстрей, – отвечает ему Эли.

– Ого, тогда получай подарок.

Залман размахивается и, вместо Эли, слегка дотрагивается ногой до Зямы.

Все смеются, дают слегка такой «подарок» друг другу и веселые… расходятся по домам.

А на завтра снова что-то выдумают.

– Что это они разошлись? – не понимают молодые жители, которые работают уже в городе.

– Эх вы, не понимаете! В местечке ведь всегда со смехом поднимались и со смехом и ложились. Поэтому и выдюжили, – говорят им люди постарше.

Где это все?

Где?

Где?..

Только теперь я понимаю, что настоящим кладом, золотым кладом были именно они – мой дед Залман и его друзья – Янкель, Зяма, Малах, Эли и уже их дети, но тоже живущие в местечке, – Миля, Ела, мой отец Давид…

Посидеть бы с ними, поговорить – сколько бы чего я узнал, запомнил про жизнь еврейского местечка Михалин…

Давно уже провели дорогу в Красавичи и сделали электрический свет.

Моя детская мечта о помощи так и осталась мечтой…

А я старше сегодня своего тогдашнего деда Залмана.

Ищу его следы в местечке.

Ищу.

В воспоминаниях.

Во сне.

Даже находясь за тысячи километров от Белоруссии.

Ищу.

Ищу везде…

И… возвращаюсь…

И возвращаюсь в своих воспоминаниях в свое местечко.

Вижу над крышей дым колечком.

Вижу субботнюю звезду.

И еврейское местечко Михалин, откуда я уехал в… Иерусалим…

Ветка сирени

Малах подставил свежему ветру лицо.

– Неужели, неужели жизнь налаживается?

Война прошлась колесом по его судьбе.

По его жизни.

Все родственники в местечке Милославичи уничтожены.

Но он уцелел.

Уцелела его жена Люба.

Сберегла во время войны дочь.

В это местечко, где раньше жил веселый, непоседливый народ, больше не вернулся.

Не мог жить возле их могил…

Приехал в местечко Михалин.

Сердце звало сюда.

Как-никак, что-то сохранилось от еврейского колхоза.

Ближе к городу, да и евреи тут заселяются.

А ему куда?

В город?

Нет!

Только в местечко!

Где зеленеют поля.

Поля, по которым ходят стада.

Это – его жизнь!

Поставил дом.

Возле дороги.

Напротив – дворни, куда приходят на наряд колхозники.

И евреи, и белорусы.

Он не приходит, сам дает наряд.

Как-никак во главе местной фермы.

Председатель колхоза так и сказал ему:

– Надеюсь, Малах, на тебя. Ты же еврейский довоенный колхозник! Все знаешь, все можешь. Да и других мужиков нет. Одни бабы.

Домой всегда возвращается вечером.

Только успевает обнять малышку Евочку.

Улыбается, а глаза – как у мамы.

Такие же смеющиеся глаза!

А сегодня родилась вторая дочь.

Вот поэтому так и волнуется.

Не может надышаться свежим воздухом.

Радость переполняет разум.

Понимает, что нужно сделать что-то особенное, чтобы запомнилось на годы.

Но не будешь же стрелять в воздух, как в Грузии.

Да и стрелять не из чего.

– А если я посажу дерево? Дерево в честь дочери! Пусть растет вместе с ней. Но какое дерево? Оно должно быть особое. Такое, чтобы расцветало каждый год. Чтобы никто не прошел мимо, – разговаривает сам с собой.