«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

– Мне не надо, свои советы оставь при себе, ты что, Минздрав? Привыкнешь, – сухо ответила она, сбрызнув духами комнату, отчего я чуть не потеряла сознание, выбегая в общий коридор.

Когда приступ дурноты прошёл, сунув в рот ментоловую конфету, я вернулась в комнату. Она курила в форточку.

– Я не знала, что вы курите.

– Это с войны. Ты многого не знаешь и узнаешь ли?

– Кто это? – спросила я, рассматривая картины на стенах.

– Это мои покойные мужья. «Галерея смерти» – я писала каждого из них. В молодости мечтала стать знаменитой художницей. Потом война, смерть мужа, ребёнка. Единственного моего ребёнка, и если бы не твой отец, я бы покончила с собой ещё тогда, а потом… – она грустно улыбнулась и замолчала на полуслове. – Дядю Беню помнишь? Я любила. Он тяжело умирал, – она заплакала.

У меня от боли и жалости сжалось сердце.

Оказывается, я о ней ничего не знала.

– Ириша, я зря прожила жизнь. Пусто. Мне восемьдесят один год – ни детей, ни внуков. Одна как перст. После смерти Бени я дважды выходила замуж. Последний мой супруг умер год назад. Я больше не хочу замуж, не хочу хоронить. Я слишком стара, чтоб терять вновь и вновь. Я устала, хочу к Бенечке, Мишеньке. Зачем Бог так долго держит меня на этом свете, я ведь никому не нужна? Мой сынок умер от голода. Ему было восемь месяцев. У меня не было молока. В доме больше не осталось вещей, которые можно было обменять. Я разводила в кипятке кусочек сахара. Ты бы видела, как он жадно пил. Сыночек мой, Мишенька. Твой папа, мой родной мальчик, обменял свою курточку на банку молока. На улице стоял двадцатиградусный мороз. Он нёс в посиневших от мороза руках молоко для Мишеньки. Мой сынок, моя кровиночка умер через несколько дней, а потом пришла похоронка на Яшу, мужа. Я умерла много лет назад…

Бедная моя, бедная тётушка, я была готова её удочерить, забрать к себе. Увезти от горя, одиночества, прошлого.

– Муся Аркадьевна, вас к телефону, приятный мужской голос, – прокричала соседка.

Тётушка неожиданно улыбнулась, словно не плакала вовсе, встрепенулась, поправила грудь и вышла в коридор.

– Владимир Иванович, дорогой, друг мой сердечный! Как же, как же, всё помню. Конечно, жду. Обязательно приходите. Нет, не помешаете. Ко мне приехала внучка моей сестры, но она уже уходит, ей на поезд. Не волнуйтесь. Да, жду. До встречи, дорогой мой, – раздавался её счастливый голосок из коридора.

«Горбатого могила не исправит», – подумала я и отчётливо поняла, что моя тётушка вскорости сходит замуж ещё разок.

Через час, сославшись на неотложные дела, я покинула её дом. Не хотелось мешать её счастью. Да и что у неё осталось?

Я бродила по городу, вдыхая аромат старины, и с грустью думала о тётушке, её незавидной судьбе, где так ничего прекрасного и значительного не случилось. Больше я её не видела.

Похоронив через два с половиной года последнего мужа, Муся изменилась, стала тихой, её больше не интересовали соседи, их проблемы, – она иссякла.

– Бабушка Муся, вы куда? – спросила соседская девчушка.

Муся тяжело вздохнула, опираясь на палочку, ставшую постоянной её спутницей.

– Осень, красиво, прогуляюсь, – и она вышла из дому. Навсегда.

Её нашли на кладбище. Она сидела на лавочке возле могилы Бенечки, будто спала. На лице застыла улыбка счастья и умиротворения. А жёлтые листья падали и падали, осыпая печалью её последний путь…

О чём я напишу?

О чём я напишу?
Быть может, о дожде?
Наш дождь не тот, ракетный, смерть несущий,
и грохот взрывов, души бьющий, рвущий,
о чём я напишу?
Быть может, о вражде?!

О чём я напишу?
Быть может, о надежде?
В сердцах живёт, не тлея, светит, греет,
хоть разум от войны уж сатанеет,
о чём я напишу?
О чём писала прежде?

О чём я напишу?
Я напишу о диве!
О чистых небесах и об улыбках детских,
сердцах людей, об их глазах библейских,
о чём я напишу?
Я напишу о мире…