Мы заселились в две угловые комнаты. Одна из них, совсем махонькая, битком забита нашими чемоданами и узлами. Другая – большая, там мы живём. А в комнате напротив обитает милиционер-татарин с женой, которая работает продавщицей в соседней «Бакалее». Папа сразу нашел с татарами общий язык, заговорив на их языке.
Комнату, примыкающую к общей кухне, занимают мой новый друг Сашка, тоже первоклассник, с мамой. А вот с соседями из последней комнаты я пока не познакомился. Как поведал мне вездесущий Сашка, там живёт семья военного лётчика. Сам он очень редко бывает, а вот его жена и дочка (её Сашка назвал «вредина»), даже когда и дома, то выходят редко.
Кажется, мы только-только переехали, а уже и неделя пролетела.
Нет, правда, хорошо всё-таки жить в коммуналке. Весело. Тётя Фая, продавщица из «Бакалеи», каждый день приносит с работы всякие вкусности и угощает меня конфетами и сливовым джемом. Дядя Равиль, её муж, старшина милиции, по вечерам чистит у себя в комнате самый настоящий пистолет. Один раз он даже разрешил мне подержать кобуру.
Мама Сашки, кругленькая хохотушка. Смеётся она так заливисто и громко, что смех её слышен даже в самой дальней комнате. А если мы с Сашкой, заигравшись, начинаем очередную шумную потасовку, она «слегонца» шлёпает нас обоих по попам вафельным полотенцем, а потом запирает Сашку ненадолго в комнате.
Мне тоже приходится терпеть родительский гнёт – каждый день, с 6 до 8 вечера. Моя мама серьёзно относится к моим школьным успехам, наверное, потому, что работает инженером в отделе технического контроля. Она всех на заводе проверяет. Если читаю я хорошо и много, то пишу с ошибками, да и по арифметике пока только «четвёрка с минусом». Поэтому к приходу с работы мамы я должен показать ей сделанные уроки. Каждая решённая мною задачка тщательно проверяется, потом – нудный получасовой диктант, потом – урок чистописания и три-четыре дополнительные задачки по арифметике. Только когда я наконец выполню всё без ошибок и помарок, вот тогда и наступает свобода!
Сегодня по-осеннему дождливо, промозгло, поэтому на улицу нас с Сашкой не пустили. На днях мой папа вместо старой тусклой коридорной лампочки вкрутил большую, яркую. Мы с другом затеяли в коридоре футбольный матч. Благо мяч у меня новый, настоящий кожаный, с белыми и жёлтыми вставками, шнуровкой. Его папа привёз мне на день рождения из командировки в Москву.
Мы шумно боремся за мяч, пинаем его. И не беда, если иной раз загремит висящее на огромном гвозде гулкое корыто или заверещат спицы древнего велосипеда. Никто из взрослых на это и внимания не обращает.
Удар! О, не-ет! Мяч закатывается точно в щель почему-то приоткрытой двери в комнату летчика.
Сашка суетится, сбегает в туалет. Понятно, мяч мой, выручать его придётся самому.
Просовываю голову в приоткрытую дверь:
– Здрасьте…
Погружённая в полумрак комната. Конус света из настольной лампы освещает лишь письменный стол в углу. Худощавая женщина в наброшенной на плечи жёлтой шали что-то сосредоточенно пишет. Мяч, как назло, лежит у самых её ног.
Ещё раз, громче:
– Здрасьте!
Женщина отрывает взгляд от листа бумаги, смотрит на меня недопонимающим взглядом:
– Что тебе, мальчик? Ты кто?
Я не на шутку удивлен. Как это она не заметила, что к ней в комнату закатился мой мяч?!
– Я ваш новый сосед. Можно я заберу мяч?
Она по-прежнему не понимает:
– Какой мяч?
– Мы играли в футбол, и он залетел к вам в комнату.
Поёжившись, хозяйка комнаты посмотрела на плачущее ночным дождём окно – нет, не разбито.
– Странно, а где же вы играли?
Ну что за непонятливая тётя!
– В коридоре. С Сашкой. А у вас дверь открыта. И он к вам закатился.
– Кто, Сашка? – уже улыбается соседка. И тут же обращается к кому-то в угол комнаты:
– Оленька, вставай. К нам гость, наш новый сосед. Я ещё не знаю, как его зовут. Я включаю верхний свет.
– Да, мама, – раздался из угла тихий голос девочки.
Комната осветилась, и тут я впервые увидел ту соседку, которую Сашка называл занудой. Ростом чуть повыше меня, круглолицая, стройная девочка лет десяти смотрела на меня с лёгкой улыбкой. Признаюсь, я никогда раньше не видел таких красивых девчонок. Её волосы цвета спелой пшеницы
как будто светились золотом изнутри. А эти огромные голубые глаза на пол-лица…
Я вперился в неё, не в силах вымолвить ни слова. Видимо, вид у меня был столь дурацкий, что Оля рассмеялась.
Подойдя к письменному столу, она подняла мяч:
– Держи, Миша.
Странно, но она уже знала, как меня зовут.
Вообще-то я парень бойкий, болтливый, даже лишку. Но тут ещё больше растерялся. Автоматически взял протянутый мне мяч.
Положение спасла мама Оли:
– А меня зовут Елена Сергеевна. Давайте-ка выпьем чаю, – обратилась она к дочери.
Я снова взглянул на женщину и сморозил:
– А я подумал, что вы поэтесса. Анна Ахматова.
– С чего бы это? – удивилась мама Оли. И еще с большим удивлением: – А ты читал Анну Ахматову?
Не ответив, я опрометью выбежал из комнаты соседей и, буквально ворвавшись домой, схватил с дивана книжку, которую накануне вечером читала мама.
– Вот, – я протянул Елене Сергеевне книжку.