«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

– Ну и хрен с тобой, – раздраженно произнес игрок и застегнул расстёгнутый ремешок часов, потом медленно надел «гайку». Бриллиант хищно сверкнул на пальце.

Игрок с трудом поднялся из-за стола и устало протер воспаленные глаза.

– Так, что у нас со временем? Ага, 5.45, значит метро на «Восстание» к шести уже откроется.

Желаю проехаться с простым, трудовым народом. Короче, Виктор, отправляй охрану.

– Не положено, Семен Борисович. – Ребят я отпущу, а сам с Вами проедусь. – Недели еще не прошло как «чехи» по Вашему «Лексусу» из «калаша» засадили. Серега до сих пор в реанимации парится…

– Да хрень все это, Витя. Брось ты, капитан, свои дурацкие привычки все просчитывать. Это же не убойный отдел в ментовке. В 83-м под Гиндукушем было круче…

И игрок посмотрел в упор на охранника и, встретив его спокойный взгляд, осекся:

– Ах да, прости меня, «бача», ты же тоже был «за речкой»…

– А еще в Молдавии и Чечне, – тихо произнес бывший капитан и добавил задумчиво, – ну, что ж на метро, так на метро.

* * *

– Значит так, Одинцов, – хрипло произнес капитан. – Чтобы Сему живым, слышишь жи – вы – м до госпиталя. Отойдете за перевал, сразу вызовешь вертушки.

Он посмотрел на оставшихся из роты шестерых бойцов, из которых трое было ранено и процедил сквозь зубы:

– Впрочем, хватит и одной.

– А как же Вы, товарищ капитан? – тихо произнес сержант.

– А я, Валера, ваш отход прикрою. Оставьте мне еще три магазина, парочку гранат и флягу с водой. Нет, флягу не надо, Семе пригодится. Да, вот еще что, – он расстегнул нагрудный карман и протянул смятую стодолларовую купюру, – это Семке, на велик, пусть катается на своем «Старт-Шоссе» по Ташкенту. Все. А теперь уходите. Уходите, твою мать!!! Выполняйте приказ, товарищ сержант.

– Товарищ капитан… Андрей Андреевич… Батя… Мы тебя не бросим, хоть у кого из пацанов спроси, мы же вместе…

– Отставить лирику, сержант Одинцов. Все, Валера, уходите, это приказ. Да ладно не паникуй, я их попридержу, а потом к вам…

– Правда, товарищ капитан? – с надеждой спросил сержант.

– Правда, правда, а теперь дуйте отсюда, сейчас здесь будет жарко.

И в тоже мгновенье пули затренькали о камни, выбивая своими осколками маленькие фонтанчики сухой земли.

– Зарифов, Абишев, быстро взяли Хавкина, Куликов и Жмых впереди, я замыкаю. Все, пацаны, погнали!

* * *

Еще минут пятнадцать раздавалась стрельба, а потом два, нет, три взрыва … и звенящая тишина.

– Ребята, надо взлетать, а то я здесь как прыщ на заднице, – умоляюще произнес старлей-вертолетчик.

Одинцов рывком сорвал с плеча автомат и, передернув, направил его в грудь офицеру

– Мы без Бати никуда не уйдем! Ты понял, нет, ты понял, я тебя спрашиваю? – истерически закричал Одинцов.

Тяжелая рука Куликова опустилась на плечо сержанта

– Надо лететь, Валерка. Ты же Бате слово дал, что Семку вытащишь!

– Я без Бати никуда не полечу, – глухо произнес сержант, уставившись куда-то невидящим взглядом.

– Нету больше нашего Бати, – устало произнес Зарифов и опустил голову.

– Валерка, ты же сам слышал взрывы, там против него духов сорок было… Это же не кино, чудес не бывает…

– Короче, старлей, – мрачно подытожил Куликов, – ты сейчас превратишься в волшебного Карлсона и унесешь своих Малышей подальше от «душманских буров»…

Тяжелый винт вертолета, подобно гигантскому винту мясорубки, с нарастающей скоростью перемалывал сухой воздух Афгана…

* * *

Вагоны утреннего метро были щедро нафаршированы пассажирами, как домашняя украинская колбаса салом и чесноком.

Игрок дремал, сидел зажатый между сухим, как вобла, интеллигентом, читающим Ницше, и толстой, как нефтяной танкер, теткой, нагруженной всякими сумками. Охранник стоял над бизнесменом и внимательно осматривал входящих в вагон людей. Лица пассажиров были усталыми и заспанными или чем-то недовольными, хотя попадались и такие, на которых была написана тупая апатия.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Академическая»

Народный сноп в проходе неожиданно умялся, и вдруг стало как-то тихо…

По освободившемуся узкому коридору медленно на тележке двигался инвалид в военной форме.

Его пряди черных волос перемешивались с седыми без всякого порядка. Потертая офицерская форма была без знаков различия и погон, на левой стороне груди – скромная орденская планка из трех секторов орден «Красной Звезды» и две медали «За боевые заслуги». Он никого ни о чем не просил, молча, как осколок он двигался по телу вагона.

Глаза его смотрели куда-то вдаль, когда он проезжал мимо почетного караула коленей.

Когда тележка проезжала мимо охранника, тот легонько коснулся плеча инвалида

– Салам, бача. Где это так тебя? – произнес телохранитель и протянул вниз стодолларовую купюру.

– Под Гиндукушем, – хрипло произнес инвалид.

Игрок, услышав последние слова, резко вздрогнул и, открыв глаза, уставился на офицера-калеку.

– Ну что, Сема, – пристально посмотрев в его глаза, произнес инвалид, – купил ты себе гоночный?

Игрок в дорогом костюме рухнул на колени перед тележкой.

– Товарищ капитан, Батя, живой, Батя, да как же это… Прости меня, Батя!!!