«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

Стоя на грязном полу вагона, он растирал слезы по щекам, прижав к своей груди инвалида.

– Станция «Гражданский проспект», поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.

Народ обтекал двумя ручейками странную пару и молча покидал вагон.

А эти двое продолжали стоять на коленях, крепко обняв друг друга, как будто над ними была ни крыша вагона питерского метро, а белесо-голубое, застиранное как десантный тельник, небо Афгана…

Дымок и Рыжик

Разговор не клеился с самого начала…

Давид тупо смотрел прямо перед собой, периодически устало потирая глаза.

– Дымок, что-то ты какой-то кислый. Что жизнь в Одессе несладкая?

– Да нет, нормальная, на хлеб и кипяток хватает…

Он искоса взглянул на студенческого приятеля, огненно-рыжего Борю Хайкина, с которым они были неразлучны все шесть лет института, да еще и ординатуру прошли вместе. Об их крепкой дружбе сокурсники говорили: «Нет Дыма без Огня». Взрывной и подвижный как ртуть Боря был антиподом задумчивого и молчаливого Давида Дымшица. Они были настолько не похожи и в тоже время роднее, чем сиамские близнецы.

Борька был заводилой в их паре, остроумный, находчивый, несмотря на невысокий рост, пользовался большим успехом у девчонок первых трех курсов, иногда не обходя вниманием и старшие, при этом философски рассуждая: «Ну, надо же и другим что-то оставить…»

Часто ввязывался в драки, особенно если касалось пятой графы. Будучи кандидатом в мастера спорта в легком весе, он проводил серию из трех ударов «Хук слева в челюсть, прямой в корпус правой и апперкот в печень». Редко кто умел переварить этот «лечебный коктейль».

Каждый раз, подытожив третий удар, он сопровождал это фразой: «А на третье – компот». И обращался к молчаливому Давиду: «Додик, ты заметил, таки длинного бить интереснее, как говорит наш тренер Кочетков, он дольше падает…»

Если же противников было больше трех, то и это не останавливало его. Но тогда приходилось сольное выступление прекращать и выступать в дуэте. Давид просто молча расшвыривал растерявшихся «бойцов».

Учились оба одинаково хорошо. Только Борька любил пустить пыль в глаза, щеголяя редкими терминами. Давид же долго и кропотливо учил, делая зарисовки гистологических срезов, строя аккуратные таблицы и графики. После окончания института оба пошли в клиническую ординатуру по психиатрии, однако гласность и перестройка «достали» Хайкина уже через год учебы, и он засобирался на Землю Обетованную. Как мог долго он «держал фасон» и не рассказывал о своих мытарствах в ОВИРе. И лишь когда все документы были у него на руках, он заявился к Давиду с бутылкой «Столичной» и сообщил, что у него все схвачено, и если Дымка поманит дым Отечества, то за «зеленые бабули» он все сделает в лучшем виде.

Давид сидел растерянно в маленькой кухне. Они ели замечательный форшмак, приготовленный тетей Дорой – мамой Давида, и хрустели солеными огурцами.

Услышав об отъезде лучшего друга в Израиль, Давид задумчиво крутил «мерзавчик» с теплой водкой и только единственный раз озадачил друга наивным вопросом:

– Рыжик, а как же я?

Трудно было поверить, что Давид, этот спокойный и рассудительный человек, всегда и во всем полагался на находчивость своего «солнечного друга».

В любых нестандартных ситуациях, а их было немало, Рыжик находил гениальные решения. Они с Давидом были единственными студентами, которые питались в обкомовской столовой, так как проходя мимо обкома, Борька увидел, как пожилой вахтер схватился за сердце и упал…

К тому времени Рыжик активно фельдшерил на «скорой», и «волшебная шкатулка» со шприцами и ампулами всегда была с ним. Другой раз он намеренно проиграл титул чемпиона области в обмен на дефицитное сердечное лекарство для мамы Давида. Продавцы на Привозе наперебой соревновались, предлагая Рыжику лучшие свои продукты…

И всегда в любых компаниях звучала «коронная» фраза представления Дымка своим друзьям: «Боря – это Давид на экспорт».

А теперь вдруг все рушилось…

Хайкин растерялся… Он понимал, что другого слова как предательство его отъезду не было. И тут он взорвался.

– Да ты хоть понимаешь, как меня достала по самое «не хочу» долбанная счастливая жизнь. Ты что думаешь, дальше лучше будет? Хрен с размером с доброго дельфина. Как были жидами, так и останемся, да еще и бедными. Слушай, а давай со мной, а? Ты же знаешь, я и маму твою вытащу, а в Израиле знаешь, какая там кардиология. А здесь ты скоро и на валидол не заработаешь!

– Не могу так все бросить, да и мама вряд ли согласится. Здесь на старом кладбище вся родня ее лежит.

– Дымок, а ты что решил собой украсить новое? У тебя что кататония*? Рвать отсюда надо, пока есть дырка… А приехать обратно всегда сумеешь.

– Заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попал, тот обратно не возвращается…

Дальше пили молча без тостов. В порт Борю приехало провожать пол-Одессы. Разливали водку в пластиковые стаканчики, было шумно и суетливо. Советы на будущего израильтянина сыпались, как семечки из дырявого мешка.

«Рыжик, ты там покажи арабам настоящее лицо сионистского агрессора».

«Удерживай рубеж до подхода основных сил».