Если. Отголоски прошлого (СИ)

Шерлок оторвал от газеты, заботливо принесенной братом, клочок бумаги и что-то наскоро написал на нем химическим карандашом, с содроганием сердца представляя, как она стоит в их пустой гостиной совершенно одна.

Надежда — мой компас земной,

Софи обернулась, потому что внизу хлопнула дверь, и раздались голоса Ватсонов.

А удача — награда за смелость.

Шерлок позвонил, и в камеру тут же вошел Майкрофт, нахмурившись от льющейся музыки.

А песни довольно одной,

Софи снова повернулась к колонке, надеясь, что он услышал и протянула руку, чтобы выключить ее, как только песня закончится.

Чтоб только о доме в ней пелось.

— Пожалуйста, опубликуй это в газете, — сказал Шерлок, передавая брату бумагу. — Я не прошу ничего больше.

Проигрыш закончился, и Конан Дойл выключила песню, повернувшись к гостям.

Когда песня оборвалась, оба брата одновременно посмотрели на колонку, и Майкрофт со вздохом принял бумажку:

— Что-то еще?

— Нет, — ответила Шерлок, проходя к кушетке и ложась на нее.

Он не обратил внимания, как брат вышел. Все его мысли опять обратились к женщине, в этот момент говорившей с Ватсонами на Бейкер-стрит, стараясь держать лицо.

Детектив закрыл глаза: оставалось надеяться, что она поймёт этот знак и будет ждать.

Ведь если будет ждать, он обязательно вернётся.

* * *

— Как ты? — спросила Мэри из кресла Софи на следующий день.

Майкрофт позвонил им за некоторое время до этого и сообщил о командировке Шерлока, разрешив им завтра приехать на аэродром, чтобы пожелать ему удачи. Ватсоны бывали на Бейкер-стрит каждый день, меняясь с Лестрейдами, чтобы Софи никогда не оставалась одна. Джон никому не рассказал о том, что слышал от Магнуссена.

Конан Дойл крепче сжала бокал с виски.

— В недоумении, — сказала она, отпив содержимое стакана и не поморщившись. — Не могу понять его. Впрочем, как и почти всегда.

— Софи, я могу задать тебе личный вопрос? — вдруг произнесла миссис Ватсон.

— Попробуй, — ухмыльнулась девушка.

— Ты ведь любишь Шерлока, — она подняла руку, останавливая резко повернувшуюся к ней собеседницу. — Это не видно только глупцу, не отрицай.

— И что с того? — прищурилась Софи. Сил противоречить не было.

— Суть в том, что ты сделала для него очень и очень многое, — медленно сказала Мэри. — Вопрос в том: почему он не мог сделать то же в ответ?

Конан Дойл хмыкнула.

— Знаешь, Мэри, — протянула она, глядя в огонь в камине. — Любить Шерлока Холмса — как любить звезды, — она задумчиво помолчала. — Их холодный свет озаряет твой путь, когда ты заплутал во тьме. От того ты можешь проникнуться к ним всей душой и даже отдать им свое сердце, но, видит бог, — она снова отпила из бокала, — они так и останутся от тебя на несоизмеримо большой высоте.

— Звезды? — спросила Мэри, прищурившись.

Софи перевела на нее глаза:

— И звезды тоже.

— Мэри? — позвал с кухни Джон.

— Прости, — блондинка поднялась с места и вышла из комнаты. — Что случилось?

— Отдохни, я побуду с ней, — откликнулся Ватсон, выходя в гостиную. — Софи, я принес тебе утренние газеты…

Мэри не особо вслушивалась в их разговор, а лишь кивнула Элизабет, протянувшей ей чашку чая. Рикман практически не покидала Бейкер-стрит все эти дни.

— Спасибо, — сказала блондинка девушке. — Я поражаюсь, — тихо добавила она, глядя через приоткрытые двери на сидевшую в кресле Конан Дойл. — Ни одной слезинки.

— Она не плачет уже 17 лет, — пожала плечами Элизабет.

— Да я знаю, но… — Мэри посмотрела на собеседницу. — А Вы знаете, почему?

Та пару мгновений колебалась:

— Что ж, — она кинула короткий взгляд в сторону комнаты и поманила миссис Ватсон пальцем. Та наклонилась к ней. — Ее отец, Василий Охотников, ушел из семьи, когда ей было 15, — она развела руками. — Просто за одну ночь, без всяких объяснений. Мать, сестра, да и сама Софи были ужасно разбиты, — девушка помолчала. — Она была очень близка с отцом, и она не могла понять и принять его исчезновения, а когда истерики матери превратились в поток ненависти, Соня старалась не плакать при ней.

— Но Софи всегда рассказывала про «мать и отца», которые живут в России, — вставила Мэри.

— Она говорит об отчиме, мать заставила их с сестрой называть его отцом, — пояснила Рикман. — Они в ужасных отношениях, — она кивнула. — В общем, она так долго глушила желание расплакаться при матери, что в какой-то момент эта способность у нее будто… атрофировалась, — Элизабет вздохнула. — Вы бы знали, к скольким психологам она ходила — это какое-то расстройство, которое живет у нее в голове.

— И это не лечится? — спросила миссис Ватсон.

— Нет, — покачала головой Рикман.

— Но это же, как бомба замедленного действия, — всплеснула руками Мэри. — Нельзя все держаться в себе столько лет.

— Нельзя, — согласилась Элизабет. — Но психологи говорят, что она сможет плакать, когда сама разрешит себе. Или когда наконец отпустит эту ситуацию, — она сделала паузу. — Да и все другие.