Кто только не двигался в обозе – и бабы, укутанные в шали; и дети, странно молчаливые, в многочисленных одежках, похожие на огромные вилки капусты; и купцы с запасными конями в поводу – в Чистоостровской, да и в Подпорожной платили за них огромные деньги, – с коваными сундуками, высовывающими свои обмахренные инеем углы из кошевок; раненые, которые не согласились остаться в деревнях, умоляли взять их с собой, хотя у людей было больше шансов умереть, чем выжить, они были рады, что их все-таки решили взять… Были здесь и молоденькие гимназистки с печальными глазами, и скорбные женщины с клюками, и монашенки, следовал с обозом и батюшка, который вез церковный скарб на двух телегах – саней священник не достал, – и, моля, чтобы все закончилось благополучно, вставал в телеге, поднимал над головой икону и, держа ее обеими руками, рисовал в воздухе большой крест, осеняя идущее войско.
Колонна двигалась на восток, в обход крупных железнодорожных станций.
Не заметить такую гигантскую колонну было невозможно, она была видна отовсюду, с любой горы. Огромная извивающаяся змея бросалась в глаза, и красные партизаны, естественно, не упускали своего шанса.
В тыл колонны хотели пустить полк, которым командовал Федяинов. Комполка вызвали в штаб армии, но Федяинов, закаменев лицом, отвел взгляд в сторону.
– Я считаю, что полк не готов к выполнению такой задачи, – заявил он.
Помощник начальника штаба, усатый, с бледным лицом, похожий на легендарного комдива Чапаева, сжал глаза в щелки, зрачки у него сделались острыми, как укусы.
– Это как прикажете понимать, товарищ Федяинов? – жестким свистящим шепотом спросил он, недовольно приподнимаясь на стуле.
– Полк на треть выбит, треть из тех, что осталась, не имеет лошадей – из кавалерийского полка мы давным-давно превратились в пехотный, в атаку на станцию Минино ходили в пешем строю. Фуража тоже нет. С пополнением жидко. Из тех, кто приходит к нам с пополнением, проще сделать астрономов, а не солдат. Бросить полк за обученными каппелевцами – значит окончательно погубить его. – Федяинов вновь отвел взгляд в сторону.
– Та-ак, – прежним свистящим шепотом протянул помощник начальника штаба армии – ни шепот его, ни поза ничего хорошего Федяинову не сулили. – Та-ак…
Конечно, не это было причиной отказа Федяинова – в революционном огне сгорали не только полки – целые дивизии, корпуса и армии, полк – это тьфу, спичка, маковое зернышко, потерять полк – только доблести себе прибавить, это знал и Федяинов, это знал и помощник начальника штаба армии.
Вечером Федяинов был отстранен от командования полком и взят под арест как человек, нарушивший революционную дисциплину.
Но полк от позорного дела – добивать лежачих – он уберег.
Преследовать отступающих, щипать колонну белых, откусывать от нее ломти пожирнее поручили партизанам. Но партизаны – это не регулярное войско, партизанская вольница допускала все, в том числе и побеги с поля боя, партизаны и залп из винтовок не всегда могли толком дать – били вразнобой, горохом, пули их летели куда угодно, только не в цель.
Партизан каппелевцы особо не опасались.
В том месте Кан делал крутой поворот – река даже наклонялась в одну сторону, как телега, которую, разогнав, заставили нырнуть в боковой проулок. Черные скалы тянулись друг к другу, сжимались, с них ссыпалась ледяная крупка, на ветру пронзительно гудели сосны, звук их был зловещим, трепетным – души людские сжимались, слыша его… Когда под скалами прошла головная шеренга солдат, пробивавших дорогу в высоком, шевелящемся на морозе снегу, на скалах, и слева и справа, появились люди.
Люди эти были крошечными, как тараканы – не больше прусака среднего размера. Хоть и не казались канские скалы высоченными, не купались в жесткой небесной бели, а люди на них выглядели очень маленькими.
Хлопнул выстрел. Он прозвучал так громко, что у одного солдата в ухе лопнула барабанная перепонка, он завопил жалобно, как вопит заяц, угодивший в силок, под эти вопли вниз полетели гранаты.
Колонна мигом ощетинилась штыками, преображение произошло стремительно, по скалам грохнул дружный залп.
Вслед за гранатами вниз понеслись люди – каппелевцы били метко, четыре человека шлепнулись на лед, прямо на собственные гранаты, три человека с одного берега и один, тяжело раскорячившись в полете, – с другого.
Следом за первым залпом ударил второй. Со скалы сорвался еще один партизан, наряженный в новенький романовский полушубок.
Гранаты, по-козлиному скакавшие по льду, рвались, будто шрапнель, – с треском, проделывали во льду ямы, секли людей крошевом, но ни в одном месте не пробили лед до нижнего края – слишком прочный был покров на этом участке реки.
– Может, послать людей на скалы, чтобы проверили их и, если там будут партизаны, выкурили бы. – Вырыпаев отодрал от лица башлык, примерзший к живой коже.