Если ты меня любишь

Гермиона зарыдала, закрыв лицо руками. Ей, как никогда, захотелось быть с ним рядом, прикрыть его от возможных ударов, но она не могла пошевелиться. Если бы она напрягла волю, ей с большой долей вероятности удалось бы определить, где именно он находился, но ментальная связь со всеми выпивала из нее силы гигантскими глотками, и надеяться Гермиона могла лишь на то, что вскоре все это закончится. И она либо дождется кого‑то из них, либо…

В страхе она попыталась совершить невозможное: связаться с Гарри или Луной. На какой‑то момент ей показалось, что она почти прорвалась сквозь пелену времени и пространства и слышит голоса и мысли своих друзей, но тут тьма сгустилась над ее разумом, и стало трудно дышать. Гермиона дернулась, упала на землю и, ощутив щекой прикосновение холодного асфальта, перестала слышать. Теперь она могла, как и все люди, различать звуки ожесточенной битвы за жизнь и души, но ничего более. За минутным оцепенением последовало отчаяние, навалившееся на девушку как бетонная плита, придавившее ее измученное тело к земле. Слезы долго текли из потухших глаз, пока не кончились. После этого Гермиона нашла в себе силы сесть.

Она погрузилась в полную тишину, уже не прислушиваясь к конкретным звукам, не считывая и не анализируя информацию, которую они несли. Ей было все равно, что в нее в любой момент могло попасть заклинание. Потеря Слуха была для нее равносильна смерти. Нельзя было иначе принять участие в уходящих жизнях друзей, кроме как посредством этого дара, внезапно открытого в себе. Но второй раз такие двери не открываются, думала Гермиона, статуей замерев посреди хаоса и смерти, испытывая лишь одно желание, разгорающееся внутри с каждой секундой, — умереть.

Битва продолжалась, несмотря на ночь, никто из бойцов — смертных и бессмертных — не собирался останавливаться.

* * *

Солнце зашло, но планета все еще вспыхивала разноцветными искрами, северное сияние играло повсюду — неповторимое зрелище, которое так никто и не увидел. Битва постепенно стихала, то там, то тут прекращалось сопротивление людей, но и призраки несли потери. Многие из них были надежно заперты в магических ловушках, в том числе и скианты. Однако о победе или хотя бы о переломе хода событий говорить не приходилось. Энергия воронки продолжала подпитывать всю нечисть, обрушившуюся на Землю. Появились упыри, ожившие трупы–марионетки, дикие звери, много веков считавшиеся вымершими, ведьмы, возраст которых давно перевалил за тысячелетие. Море грозно вздымалось и опадало на востоке, словно собираясь смыть весь ужас последней войны, когда сражаться станет некому. Его гребни водили зловещий хоровод, ни издавая ни единого плеска. Звезды и луна спрятались за мощным облаком зла, покрывшим все и вся черным пеплом.

Около камня, посреди тел и осколков, ничком лежала девушка. Каштановые волосы скрывали смертельно бледное лицо, пальцы, недавно раздиравшие землю, слегка подрагивали. Силы постепенно покидали ее тело, с закатом пришел холод, и разом почерневший асфальт забрал последнее тепло. Гермиона могла слышать собственное очень тихое дыхание и ждала, пока оно оборвется. Лежать в тишине, ничего не видя, не слыша, не чувствуя, было гораздо хуже смерти. Умерев, она встретилась бы со многими, кого — эта мысль впивалась в нее ядовитым жалом — уже не было не в живых. А так ей оставалось лишь думать о том, каким образом она заслужила это наказание. Не была достаточно сострадательной, не сделала того, что должна была сделать, слишком много думала о себе и о достижении своих целей? А что, если нет никакого наказания, и каждый человек со всеми своими пороками и ошибками — страх и ужас для самого себя? Стоит только остаться по–настоящему наедине с собой (а среди мертвецов это получается, пожалуй, лучше всего), как твоя собственная неверно прожитая жизнь поглотит тебя изнутри.

Однако пребывать в этих размышлениях до самого конца Гермионе не пришлось. Неожиданный порыв сильнейшего ветра растрепал ей волосы, а затем раздался такой оглушительный взрыв, что девушка, собрав остатки сил, невольно сжалась в комок, зажимая уши. Этот звук потряс все до основания, земля страшно содрогнулась, протяжно выдохнула, то ли освобождаясь от чего‑то, то ли готовясь разлететься на куски, и застыла. В тот же миг темнота, опутавшая сознание Гермионы, стала полной.

* * *

Небольшой отряд разыскивал среди развалин живых. Дело осложнялось шквалистым ветром и туманом, характерным для Лондона, если это место еще можно было так назвать. Моросил мелкий дождь, выстукивая на камнях и плечах людей траурный мотив. Отряд работал молча, время от времени перекидываясь емкими фразами, лишенными эмоций и заинтересованности.

Один из молодых людей, перепрыгнув через поверженный фонарный столб, присмотрелся к лежащей у камня девушке. Дав остальным знак, чтобы подождали, он приблизился к ней и проверил пульс. Нахмурившись, достал палочку и пробормотал заклинание.

Веки девушки слабо затрепетали.

— Гермиона, — тихо позвал он.