Похмелье творческого человека – штука затейливая. Пока шла на рынок, всё время беспокоилась из-за того, что за мной бежит маленькая собачка. Слышу цокот её коготков за спиной, притормаживаю, чтобы смогла обогнать, но и она тогда тормозит. Ускоряюсь – и она, сука, тоже. Полчаса так идём, и я постепенно понимаю, что нет никакой собачки, но оборачиваюсь не сразу и медленно, чтобы не спугнуть галлюцинацию, ну и шея со вчера не очень. В конце концов оказывается, что это два замка молнии на рюкзаке встретились и цокают. А ведь ещё немножко, и я бы её домой притащила, не бросать же на улице, раз прибилась. Зажили бы.
Я говорила, что у нас кровать-антресоли? Вчера угобздилась ромом, несильно, но радостно. Перед сном свешиваюсь сверху и говорю мужу: вон видишь, где твой рюкзак лежит? Чуть ближе к центру от него поставь тазик, пожалуйста, мало ли как жизнь повернётся.
Утром просыпаюсь, а тазик правда стоит. То есть он реально предположил, что я собираюсь прицельно блевать с высоты двух метров.
Хихикаю до сих пор. Святой человек.
Зато накануне осознала, что всестороннее постижение всякой вещи должно содержать не только погружение, но и полный отказ, отказ от неё на долгие годы, и возвращение.
Таким образом мне удалось открыть ужасный секрет: алкоголь действительно помогает коммуникации, делая человека приятным расслабленным собеседником, эмоциональным и остроумным. Но! Но, заметила я, наблюдая за ближними, только в собственных глазах. Общаться действительно легче, но искромётен ты исключительно изнутри, а снаружи – косноязычный, скучный, нудный, иногда агрессивный или ноющий, социально некомфортный и утомительный тип. Все, вот прям совсем все, кого я знаю, трезвыми в диалоге гораздо удобнее. Большинство из нас, включая меня саму, думают о себе иначе. «Я расслабляюсь, поэтому легче общаться» – ага, да. Тебе. Но не с тобой. Нет. Тебе показалось, что ты прекрасен, но окружающие иллюзий не разделяют. Помни об этом, новобранец, когда пойдёшь обольщать. Подпои собеседника, но сам не пей, дурашка.
С интересом смотрю в будущее: отцы наши замачивали батон в портвешке, дети – мишек харибо в коньяке, а мы разводили сгущёнку спиртом
Мне сейчас, в принципе, и абсент мил, но как же утром с него – будто ты Моцарт, зачем-то переживший ужин с Сальери. Вообще жить нельзя и незачем.
С винчиком у меня не ладится, нехорошо от него, сразу хочется спать, приняв заранее анальгину, без иллюзий.
Или вот коктейль, это по-европейски, но если такой, как я люблю, то будет очень быстро,
30 мл белого рома;
30 мл коричневого рома;
20 мл крепкого рома (73 %);
20 мл абрикосового бренди;
60 мл ананасового сока;
20 мл апельсинового сока;
20 мл сиропа зеленого лимона – лайм – смерть.
А хочется, знаете, как-то беспощадно нажраться, бестрепетно и безоговорочно, как мы это делали с редкими людьми. Чтобы начать ещё ранним вечером, опустив шторы, и закончить не помню когда, на крутящейся кровати, которая медленно поднимается над полом, над домом, над городом, над звёздным небом и нравственным законом, потом опять не помню, а потом, конечно, утро.
Но в промежутке, в промежутке-то хорошо бывает.
Интересно, а кто-нибудь пил
Случайно всосала бокал
Вдохнула его и всею нетрезвой собой и поняла: не стоит отказываться от того, что делает тебя живым. Даже если это что-то не очень полезное, вроде алкоголя или спать с кем нельзя. Что-нибудь совсем опасное лучше аккуратно заменить на более мягкое, но в целом-то, в целом это чувство жизни отпускать глупо. Просто повезло, что сейчас меня делают живой простые вещи: идти в густые октябрьские сумерки по линии прибоя, загребая ногами тёмную тёплую воду. Смотреть на город, которые я так и не смогла присвоить, но который присвоил меня. Складывать в голове глупые красивые фразы. Быть худой. И ещё я люблю цветы и деньги.
Прогулка с проститутками