Вместе с тем, самоопределение Олеши проистекало, прежде всего, из громадной жажды стать серьёзным профессиональным художником. Он брал уроки повсюду, где провинциальная Одесса предоставляла ему такую возможность: у своего гимназического учителя литературы А. П. Автономова, у своих старших друзей-стихотворцев Багрицкого и Катаева (ученика Бунина), у одесского мэтра, писателя А. М. Фёдорова, из выступлений гастролирующих в Одессе знаменитостей Игоря Северянина, Георгия Шенгели, Максимилиана Волошина, участвуя в заседаниях литературных кружков молодых поэтов «Среда», «Зелёная лампа» (предшественников появившегося несколько позже свободного объединения «Коллектива поэтов»), посещая кафе «Хлам» (объединявшее художников, литераторов, артистов, музыкантов), пробуя себя в сочинении маленьких стихотворных драм, игре на любительской сцене, читая свои произведения на заседании «Устного сборника» одесского отделения Южного товарищества писателей… И конечно, Олеша много читал, сделав себя с помощью самообразования культурным и знающим человеком. Не пропускал он книг петербургских и московских модных тогда авторов: Брюсова, Блока, Северянина, Гумилёва, Хлебникова, Маяковского…, поклонялся и подражал им.
Несомненно, учёба писательскому мастерству была главным делом молодого Юрия Олеши. Но ещё было властное влияние революционной нови. Он – представитель разорившегося польского дворянства – оказался среди разночинцев и сам, по сути, ощущал себя разночинцем. Ему искренне импонировали большевистские лозунги о равенстве и братстве, войне дворцам, борьбе «за нас отверженных и мудрецов бездомных».
Олеша писал не только лирические, но и гражданские стихи для одесских журналов «Фигаро», «Огоньки», «Мысль», для журнала «революционной сатиры» «Бомба», для журнала «красной сатиры» «Облава», основанного в 1920 году в Одессе партийным организатором и талантливым петербургским поэтом-символистом Владимиром Нарбутом, разделявшим тогда большевистские идеи. В 1919-1920-х годах молодой писатель с азартом участвовал в выпусках, которые выходили под эгидой ЮгРОСТА (южного отделения Всеукраинского бюро Российского телеграфного агентства, позднее переименованного в ОдУкРОСТА – одесское отделение), сочиняя стихотворные подписи к политическим плакатам. Организация ЮгРОСТА в Одессе тоже была делом рук Нарбута. Именно в выпуске № 178 ОдУкРОСТА в день годовщины Октябрьской революции 7 ноября 1920 года было напечатано залихватское стихотворение Юрия Олеши «Большевики», в котором поэт симпатизирует своим героям и их независимости:
Через двадцать дней Олеша в том же издании, в том же месяце, в выпуске № 196, опубликовал к столетию со дня рождения Ф. Энгельса следующее беспомощное в идеологическом и эстетическом отношении стихотворение «Памяти Энгельса»:
Мы видим, в стихах Олеша изображал себя этаким лихим, бравым бойцом («Лимонку в пояс, шпоры на колени, звезду – на лоб – на всех плевать…». Он писал в своих автобиографиях, что в Гражданскую войну был красноармейцем, служил телефонистом на батарее береговой обороны Черноморского побережья. То есть ему была доверена телефонная трубка, если раздастся звонок. Эта батарея стояла на пляже и, похоже, оборонять ей ничего не пришлось, так как, случись подобное, Олеша не преминул бы в своих записках об этом красочно рассказать.
Согласимся, что вся сумма выше изложенных фактов об Олеше в 1918–1920 годах звучит весьма внушительно. Но вся внушительность этой пирамиды моментально рушится, когда мы прочитаем позднее свидетельство Олеши о его военной службе в литературных записках писателя:
«На батарею приезжал ко мне Стадниченко. Ах, какой он был красивый парнишка! С тёмными сросшимися бровями, с широкой, не слишком выпуклой, но сильной грудью, с румяными губами, с горящим взглядом юноши…
Я любил его как товарища. В гимназические годы мы долгое время сидели с ним на одной парте. Сейчас, когда я служу на батарее, мы не слишком ещё далеко отошли от тех лет. То и дело мы рассказываем друг другу о встречах с преподавателями и товарищами по классу.
– Видел Фудю! – хохочет Стадниченко. – Он в сандальях!
– В сандальях! – хохочу я. – Фудя в сандальях.
Фудя – это инспектор нашей гимназии, придурковатый чиновник, кривогубой речи которого умела подражать вся гимназия.
Я служу на батарее среди матросов. Великолепные матросы, революционно настроенные, разговаривающие о Ленине, – самые настоящие матросы Революции…».[163]