С Ольгой Густавовной ещё до получения открытки от Скуратова я была хорошо знакома. Не раз бывала у неё, как и многие другие, пишущие об Олеше, в Лаврушинском переулке. Иногда она предоставляла мне ни с чем несравнимую возможность работать с черновиками мужа у неё дома. Однако Ольга Густавовна желанной осведомлённости не обнаружила (возможно, не захотела?). Заметила только, что у «старика Скуратова» тяжёлый характер и живётся ему нелегко.
Б. Б. Скуратов присутствовал на защите диссертации И. П. Вдовиной. Когда с ним об «Ангеле» заговорила моя коллега, московский филолог С. М. Митина, он любезно подарил ей номер «РТ» с рассказом Олеши, однако недостающих сведений не сообщил. В письме ко мне в Киев от 23 февраля 1967 года Светлана Марковна писала;
Стало ясно, что Борис Скуратов почему-то под любым предлогом не хочет сказать то, что ему было, несомненно, хорошо известно.
Аркадия Белинкова рассказ «Ангел» явно не заинтересовал. В его книге (в том числе и в позднем варианте) о рассказе нет ни слова.
Сам же Олеша
Однако, как минимум, ещё один человек из поколения Олеши знал о существовании рассказа «Ангел» ещё до его публикации в «РТ». Знал, где и когда рассказ был опубликован. Этим человеком был преуспевающий филолог Виктор Осипович Перцов, бывший в 1930-е годы хулителем Олеши. В конце 1960-х доктор наук Перцов служил научным сотрудником московского Института мировой литературы.
Бывший в молодости лефовцем, В. Перцов в 1937 году в виде рецензии на олешинский роман «Зависть» дважды публиковал в центральной прессе фактически политический донос на его автора. Напомним, в герое книги Кавалерове Перцов тогда «бдительно» усмотрел «зарождение одного из тех гнусных типов человеконенавистничества, из которых подготовлялись впоследствии кадры троцкистских бандитов».[224] Свой донос Перцов писал безбоязненно, так как в 1936 году Постановлением треста «Украинфильм» была запрещена готовая к прокату картина «Строгий юноша», автором сценария которой был Юрий Олеша. Запрещена с формулировками: «идейно-художественная порочность сценария», «перепев идей философского пессимизма, направленных против коммунистических идеалов революционного пролетариата» и т. п.[225] Это Постановление вмиг превратило Олешу из видного советского писателя современности в изгоя, чьи книги не печатались последующие 20 лет. Ну, а на изгоя, как известно, можно взвалить ещё и новый довесок ещё более страшных обвинений, в чём и преуспел Виктор Осипович. Олеша чудом уцелел под тяжестью таких далеко не цеховых обвинений.
Однако после смерти «вождя народов» именно видному литературоведу Перцову (вот ирония судьбы!) поручают в 1956 году в Гослитиздате составление олешевских «Избранных произведений» и текста предисловия к ним. Неприкаянный, неустроенный, горько пьющий к тому времени Юрий Олеша воспрянул духом, но, очевидно, не веря в прочность и долговечность политических перемен в стране или плохо осознавая их, автор категорически настаивал, чтобы эпиграфом к книге его «Избранного» было поставлено (видимо, как знак лояльности) слабое раннее стихотворение «Ленинизм живёт»… Рассказ «Ангел» в ту книгу не попал и даже не был упомянут Перцовым в предисловии.
Позднее Перцов объяснит это умолчание следующим образом: