Эссе о Юрии Олеше и его современниках. Статьи. Эссе. Письма.

В 1920-1930-е годы народ повторял и напевал:

Где серп и молот;
Там смерть и голод.

Российский философ Георгий Гачев 15 апреля 1989 г. зафиксировал такую частушку, восходящую к временам «самого густого застоя»:

Это – молот, это – серп:
Это наш советский герб.
Хочешь – жни, а хочешь – куй
Всё равно получишь – х..!.[239]

Как видим, усилия пропаганды по массовому насаждению символов серпа и молота встречали и сатирический отпор.

* * *

В 1927 году Олеша фактически «переписал» сюжет рассказа «Ангел», введя этот новый вариант в виде фрагмента в роман «Зависть» и придав ему оптимистическую концовку: «Я обязан ему (приёмному сыну Володе Макарову – И. П.) жизнью… – рассказывает герой романа «Зависть», коммунист Андрей Бабичев. – Он спас меня десять лет тому назад от расправы. Меня должны были положить затылком на наковальню и должны были молотом ударить меня по лицу. Он спас меня. (Ему приятно говорить о подвиге того. Видно часто он вспоминает подвиг)».[240]

В авторских черновиках романа Олеши (тогда находившихся в доме вдовы писателя Ольги Густавовны Суок-Олеши) мне удалось обнаружить (возможно, не замеченное другими исследователями) продолжение этого абзаца, позже зачёркнутое рукой Олеши: «Мальчик спас комиссара от расправы атамана Ангела».[241]

Почему свой рассказ Олеша не решался переиздать? Он боялся. Боялся, потому что понимал, что если предвзятые критики отождествят его как автора (что сплошь и рядом бывало) с образом повествователя, то он немедленно превратится в мишень для опасных политических обвинений. Боялся, что его неправильно поймут, ведь изображение большевиков в советской литературе очень быстро превратилось в одобренные партийной властью литературные стандарты и стереотипы. Коммунисты, члены партии непременно изображались железными идейными фигурами без страха и упрёка, а произведения о них оканчивались торжеством такого героя. Если же повествование завершалось гибелью героя, то гибелью обязательно героической. Именно таким представал образ большевика в поэзии Маяковского:

Если бы выставить в музее плачущего большевика,
Весь день бы в музее торчали ротозеи.
Еще бы! Такое не увидишь и в века!
Пятиконечные звезды выжигали на наших спинах
Панские воеводы.
Живьем, по голову в землю, закапывали нас банды Мамонтова.
В паровозных топках сжигали нас японцы,
Рот заливали свинцом и оловом.
«Отрекитесь!», – ревели, но из горящих глоток – лишь три слова:
«Да здравствует коммунизм!»

(Отрывок из поэмы «В. И. Ленин», 1924)

Виктор Перцов, анализируя рассказ «Ангел», изо всех сил старался описать образ Парфёнова таким, какой отвечал бы советским литературным стандартам: «Парфёнов понял, что хотят с ним сделать бандиты, – и не содрогнулся. Величие духа внушается, не подчёркивается <…>. Парфёнов в полном смысле «помирает агитационно». Он проявляет высший героизм в той деловитости, с какой он заботится о делах по ремонту Користовской ветки. Это последнее характерно для того образа большевика, который складывается у Олеши уже в этот период» <…>. «Вот тебе серп и молот», – говорит бандит. Но его торжество ничего не стоит – показывает художник. Торжествует Парфёнов, потому что идея не умирает. Серп и молот для таких людей, как Панфёров, – символ жизни и самый глубокий её смысл. В своём рассказе Олеша воспел славу революционному героизму».[242]