Есть что скрывать

К дому когда-то пристроили остекленное крыльцо, и оно сверкало свежей белой краской. Дверь оказалась не заперта, и они вошли, миновав четыре пары резиновых сапог и чугунную подставку под зонты. Линли постучал во входную дверь, а когда никто не отозвался, нажал кнопку звонка. Вышла молодая женщина. Довольно привлекательная, с десятком косичек – ярко-оранжевых, – спускавшихся до середины спины. На ней были модные джинсы, разодранные на коленях, и зеленая майка на бретельках. В каждом ухе по две серебряные серьги, серебряное кольцо в одной ноздре. На руках у нее был маленький ребенок.

– Мёрси Харт? – спросил Линли.

– Нет. Я Кейша. – Она повернулась к узкой лестнице у себя за спиной и крикнула: – Мама, к тебе пришли. – Потом одарила их улыбкой, вероятно предназначенной Нкате, подумал Линли, и сказала: – Простите, не могу вас впустить. Мамины правила. Подождите здесь. – Она закрыла дверь, из-за которой доносились детские голоса и стук бросаемых на пол игрушек.

На улице взревел мотоцикл, потом где-то поблизости залаяла собака. Издалека донесся лязг поезда, направлявшегося в центр Лондона. Где-то рядом проходила железная дорога, но они не видели станции, когда искали Рокби-стрит.

Дверь снова открылась, и они увидели женщину, выглядевшую не старше Кейши.

– Мёрси Харт? – спросил Линли.

– Совершенно верно, – ответила женщина, и он подумал, что либо она нашла источник вечной молодости, который искал Понсе де Леон, либо родила первого ребенка, едва перешагнув порог детства. Он показал удостоверение, назвал себя и Нкату.

– Столичная полиция. Мы можем поговорить?

Мёрси взялась за ручку двери, словно преграждая им путь.

– О чем?

– О центре женского здоровья, который недавно закрылся на севере Лондона. На Кингсленд-Хай-стрит, если быть точнее.

– Я ничего не знаю о центре здоровья на Кингсленд-Хай-стрит.

Линли кивнул.

– Как Мёрси Харт, вы его не знаете. А вот как Эстер Ланж, похоже, хорошо с ним знакомы. Он называется «Клиника женского здоровья в Хакни». Кстати, мы говорили с вашей тетей. Можно войти?

Мёрси прищурилась, но отступила от двери. Впрочем, не пошла в дом, а извлекла из кармана брюк пачку сигарет, поднялась на четыре ступени лестницы и села под десятком семейных фотографий в красивых рамках, усеивавших стену. Линли и Нкате пришлось остаться у подножия лестницы. Потом она прикурила от пластиковой зажигалки, затянулась и выжидающе посмотрела на них.

– Женщина, называющая себя Эстер Ланж, работала в клинике женского здоровья, о которой я упоминал, – сказал Линли. – Ее также там арестовали и отвезли на допрос. С ней была еще одна женщина, Монифа Банколе, и я думаю, что если мы покажем ей вашу фотографию, она узнает Эстер Ланж.

Лицо Мёрси ничего не выражало.

– Я использовала ее имя, – после короткой паузы призналась она. – Но больше ничего.

Нката оторвал взгляд от блокнота.

– Хотите сказать, что не использовали ее личность в других целях?

– Только имя. Что она вам сказала? Что я ограбила ее банковский счет? Завела кредитную карту на ее имя? – Мёрси усмехнулась. – Вряд ли.

– Почему тогда вы в клинике не пользовались своим именем?

– Мне оно никогда не нравилось. Вот я им и не пользовалась. Ее красивее. Я всегда так думала.

Признание связи с клиникой они добились без особого труда. «Интересно, – подумал Линли, – какие еще признания можно из нее вытянуть, если задавать вопросы достаточно аккуратно?»

– Может, вы использовали ее имя, чтобы оградить Мёрси Харт от властей, если вас закроют?

– У меня нет причин бояться властей.

– Ага. – Линли переступил с ноги на ногу и прислонился к стене. Нката прислонился к другой. – Ваша клиника выглядит подозрительно. У вас медицинские карты несуществующих пациентов. У вас журнал записи на прием с именами матерей и дочерей, у которых есть очень веская причина не откровенничать с полицией. Но, как правило, трудно… – Линли искал подходящее выражение и наконец нашел, – …задраить все люки. В данном случае – я имею в виду клинику на Кингсленд-Хай-стрит – один из люков остался открытым. К нам попал журнал записи на прием.

Она ничего не ответила. И умудрялась выглядеть относительно спокойной. Очевидно, ждала дополнительной информации.

– Монифа Банколе, – сказал ей Нката. – Она заплатила аванс, чтобы ее дочери сделали обрезание в вашей клинике, но муж отправил ее вернуть деньги, и поэтому она оказалась там, когда вас арестовала местная полиция.

– Мне нечего сказать, – заявила Мёрси. – Я не сделала ничего плохого. Никому, включая эту… эту Монифу Банколе.

– Но кое-кто причинил вам серьезный ущерб, – заметил Линли. – Ее звали Тео Бонтемпи, и она виновата в том, что в клинику пришла полиция, и во всех последовавших неприятностях.

– Какая Тео? Я не знаю никакой Тео.

На кончике ее сигареты рос столбик пепла. «Любопытно, – подумал Линли, – что она будет делать, когда его потребуется стряхнуть?»

– Она называла себя Адаку Обиака. Пришла в клинику, чтобы записаться на прием. Но на самом деле она являлась полицейским детективом, и это был только предлог.