Если, как утверждает коллега, удар ножом нанес Константин, когда и как он оказался в его руках? Катя утверждала, что нож ими использовался и постоянно находился на кухне. Он, конечно, мог взять его и нанести им удар в спину убегающей Елене. Локализация ранения, согласно судебно-медицинского заключения: на нижней части спины справа с направлением раневого канала снизу-вверх, вполне этой версии соответствует. Предположим, что и нападающий, и потерпевшая находились во время ссоры на кухне. Но убегать в ванную комнату она не должна, это тупик, из которого не выскочишь. Можно, конечно, закрыться в ней, но запор не надежный. А в этой ситуации она просто бы не успела закрыться. Если бы она убегала из кухни от нападающего, то выбежать на улицу могла и не успеть. А вот в комнату, вполне вероятно – там ее подруга, там и что-то увесистое можно схватить для обороны. Но растерялась и забежала в ванную. И осталась стоять спиной к нападающему?! Тогда зачем же убегать? Ванна в комнате располагалась вдоль левой стены. Нахождение лицом к нападающему или левым боком исключается – в этом случае, с учетом ограниченного пространства ванной комнаты, нанесение ранения в правую часть спины снизу-вверх невозможно. А вот версия подозреваемого, на первый взгляд, полностью убедительна. Именно в ванную комнату есть смысл отступить от требующего отдать нож – попробуй его отбери в ограниченном пространстве, когда со спины или сбоку подойти невозможно. Правильным вариантом было бы остаться в коридоре, позвать Катю образумить подругу, дождаться Катиного приятеля. Да просто закрыть в ванную дверь и не выпускать Елену, пока она не бросит нож. Кстати, этим объясняется то, что он просил у неё прощения: не зайди он за ней в ванную с требованием отдать нож, и она бы не получила ранения. Рассуждать постфактум всегда хорошо, благо есть время совершенно спокойно все продумать. Времени у Константина не было. И была уверенность, что она его ножом не ударит. Действительно, ударить ножом Елена не решилась, но и отдавать его тоже не хотела. Она отвела правую руку с ножом за спину, а левую выставила вперед. Продолжая пятиться назад, она задела раковину, которая упала на пол и разбилась. Наступив на ее осколок, она потеряла равновесие и стала падать назад, наткнувшись на острие ножа…
Ну что же, надо прекращать дело… Нет, механизм получения ранения остается неясным. Проникающее ранение – это не поверхностный порез, не прокол. Оно требует значительного усилия. Подозреваемый утверждает, что девушка на пол не падала, ей помешала стена. Но стены в ванной облицованы кафелем и рукоять ножа должна просто скользить по кафелю и в том случае, если тело даже всей массой упрется в лезвие ножа, зажатого в руке. Упор, необходимый для проникновения лезвия в тело, отсутствует… Я выехал на дополнительный осмотр квартиры. Раковина в ванной по-прежнему отсутствовала, а плитка на стенах была выложена халтурно: швы шириной местами превышали один сантиметр, а неровности между плитками достигали 0,5 сантиметра. Такая неровность в совокупности с цементным швом вполне могла препятствовать скольжению по плитке окантованной алюминием рукояти кухонного ножа, что и было наглядно продемонстрировано. Причем это происходило и при отклонении ножа от вертикали. Конечно, нужно экспертное заключение.
Я печатал постановление о назначении дополнительной судебно-медицинской экспертизы, когда в кабинете появился подозреваемый со своим адвокатом. «Мы заявляем ходатайство о проведении следственного эксперимента с участием судебного медика» – адвокат демонстративно положил на стол лист бумаги с текстом ходатайства. В ответ на его напористую интонацию, я улыбнулся. «И не надо улыбаться, – эмоционально продолжил адвокат, – я считаю это необходимым и прошу расписаться в приеме ходатайства». Продолжая улыбаться, я развернул лежащий на столе лист с конспективным рукописным планом расследования: «Проведение эксперимента мною запланировано. Запишите себе дату и время его проведения». С удивлением и уважением поглядев на меня, адвокат все же попросил приобщить ходатайство к делу.