Читаем Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры полностью

О вшах ты ни в одной книжке про войну не прочитаешь, а ведь с ними тоже воевать приходилось. И, конечно, баня в этом – первое дело. Баней называется любая организованная помывка личного состава. Но настоящая баня, сын, это искусство. Конечно, на самой передовой о бане и речи быть не может. У меня порядок был такой: как только новое место заняли, первое дело – окопы в полный рост. Землица – она и от танка спасет, и от снаряда защитит, и от бомбы. А потом уже блиндажи, землянки, и – в трех-пяти километрах в укромном месте – банька. И обязательно с парной, с каменкой из булыжника дикаря. В батальоне умельцев каменку сложить найти всегда можно, было бы желание. Больше с дровами проблемы были, но и их решали. И весь батальон парился по два отделения со взвода посменно.

Солдатское беспроводное радио исправно работает, и слух о «настоящей» бане дошел и до штаба дивизии. Зовет меня связной: «Товарищ комбат (при моем лейтенантском звании для полной определенности ко мне по должности обращались) – «первый» на проводе («первый» – по нехитрому фронтовому коду, командир дивизии). Звонок комдива в батальон – большая редкость. Хватаю трубку, вытягиваюсь – «Слушаю вас, товарищ «первый». – «У тебя баня с каменкой? Молодец… Что же ты, сукин сын, париться не приглашаешь? Когда баню топишь? – Я не растерялся – Завтра, товарищ первый». Вообще-то она каждый день топилась, но настоящую баню все же готовить надо.

На следующий день приехал генерал убедиться в достоверности слуха о солдатской бане с настоящей парной. Знатный любитель пара оказался. Отец улыбнулся: мне, как хозяину, первому предложил попариться, а по моей просьбе – ведь хотелось перед генералом на высоте оказаться: «плесните ковшик… еще один», сам воду в раскаленную каменку плескал – пару поддавал. Я, конечно, постарался «класс» показать и даже похвалы заслужил – «хорошо паришься, комбат». Только перед ним слабаком оказался… Когда местами поменялись и по его указанию: «плесни полковшика», уже я парку поддавал, так мне чуть не стелиться по полу пришлось. А он на верху веником всласть машет… А ведь почти вдвое старше меня. Старой закалки был генерал.

Верховный Главнокомандующий

С именем Сталина связаны и страшные преступления, и великие свершения. Сразу оговорюсь, что в какую-либо дискуссию по вопросу значения и роли этой личности в истории страны вступать не намерен, а пишу исключительно для того, чтобы показать оценку этой, для нас исторической, фигуры одним из многих фронтовиков.

Уже много лет прошло после известного съезда КПСС, и озвучивания доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях» в партийных организациях. Ночной снос памятника вождю, располагавшегося в парке им. Куйбышева, взрослое население предпочло «не заметить». Детские вопросы: «А почему…?» недвусмысленно пресекались. Слишком свежи и наглядны были массовые уроки жестокости в пресечении инакомыслия.

В школьных курсах и в газетах уверенно и уже накатано говорилось о периоде культа личности. А мать вспоминала, как рыдали люди при известии о смерти Сталина. О посмертной реабилитации репрессированных наиболее ярких государственных и военных деятелей говорилось скупо. Эту тему отец не поддерживал, и к этим публикациям относился настороженно: «кто его знает, как на самом деле было». Вышедшие мемуары маршала Жукова сняли табу с запретной темы.

Культ, культ – как-то прорвало отца. А «наш дорогой Никита Сергеевич» (фильм под таким названием был) – не культ? А у Брежнева не культ? Жуков, видите ли, с ним посоветоваться хотел, но не застал – Брежнев на передовой был… Это Жуков с политработниками советовался, и у полковников совета спрашивал? Отставного маршала заставили так написать (Ну как можно заставить маршала – в моей голове это не укладывалось. Но предположению отца, спустя много времени, я нашел прямое подтверждение: внесение такого дополнения Жукову поставили условием выпуска его мемуаров). Ну присвоили начальнику политотдела Героя после войны – продолжал отец. Вовремя не оценили, бывает. Но ведь не четыре же раза (1966, 1976, 1978 и 1981 год)! Последнее награждение было уже после смерти отца, но Брежнев был и Герой Социалистического Труда (1974 год). Скоро бои за «малую землю», о которой мы и не слыхали, к битве за Москву приравняют. У них у каждого по четыре звезды Героя (Хрущев кроме звания Героя Советского Союза (1964 год), был трижды Герой Социалистического Труда (1954, 1957, 1961 года), а у Сталина она одна была. На предложение обменять попавшего в плен сына Сталин что ответил? «Я солдат на маршалов не меняю».

Ты говоришь, жесток был. Время было такое. И приказ известный «Ни шагу назад» необходим был, и свою роль сыграл. Паника на фронте страшная вещь, её беспощадно пресекать надо было. Да, были ошибки, с коллективизации начиная. (К ней, особенно к раскулачиванию, отец, сам из крестьян, относился резко отрицательно). А у кого их нет. Задним числом мы все умны. Хрущев вон, со своей кукурузой только в анекдоты попал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное