Есть ли сердца у призраков (СИ)

― О нет, девочка моя, нет, ― рассмеялся он, садясь на корточки перед принцессой и откидывая волосы со лба. ― Сегодня большой день. Все люди Этелиарса будут согнаны на кафедральную площадь. Я казню тебя и твою семейку у них на глазах. Ровно в десять вечера. Ты приглашена. Хотя нет, ― прищурился он. ― Сначала их, потом ― тебя. Чтобы ты смотрела, Осториан, как хлещет кровь из шеи твоей матери, когда её голова покатится по камням.

Пощёчина прозвучала в наступившей тишине звонко и даже весело. Питер приложил к горящей щеке руку, будто не веря в происходящее, и безумно засмеялся.

― За это я тебя и хочу, ― сказал он, касаясь ладонью лица Арианы ― она отпрянула, но он только громче засмеялся и встал. ― Я даю тебе время подумать до десяти. Моё предложение в силе.

― Мне не о чем думать. Позови ко мне священника, пожалуйста.

В это мгновение дверь открылась, и вошёл слуга с письмом. Питер, неохотно поднимаясь, открыл его.

А она проиграла.

Питер злобно смял бумагу с гербом Гарднеров, отбросив её в угол, и вышел. За ним вышел и слуга, заперев дверь.

Ариана верила, что если быть доброй и смелой, если любить и бороться до конца, то обязательно победишь. Но она, кажется, не делала злых дел; столько смелых поступков, как за эти месяцы, в своей жизни Ариана ещё не совершала. Она любила. Она боролась.

«Теория не работает», ― подумала она, усмехаясь сквозь слёзы.

Но плакать было глупо: за окном занималось прекрасное, свежее утро. До казни ещё часов пятнадцать, а поплакать и пожалеть о своей короткой жизни она успеет и вечером. Она подняла письмо, что бросил Питер. В конце концов, жизнь почти закончена. Одним плохим поступком меньше, одним больше ― не всё ли равно?

Ты совсем потерял голову от власти. Питер, пользоваться ей нужно с умом. Мне плевать, что за желание движет тобой, но я запрещаю тебе устраивать публичную казнь. Через неделю я приеду и во всём разберусь. Эта семья ещё нужна мне живой, но, зная твой характер, приказываю тебе: если хочешь убить их, сделай это хотя бы незаметно в застенках. Ты потеряешь голову, если не послушаешь меня, и не только ты, но и вся наша семья.

Мейсон Гарднер.

Как она хотела, чтобы он послушал отца. Но надеяться на это было так глупо, что Ариана и не пыталась. Она давно запомнила: когда твои надежды на лучшее рушатся, становится больно. Если не надеяться вообще, будет гораздо легче. Может быть, ей стоило придумать речь? Сказать что-нибудь такое, чтобы её потом помнили… Но ничего трогательного в голову не приходило, поэтому она просто закрыла глаза.

Она не стала хоть кем-то, и это было обидно. Мужчина не назвал её женой, ребёнок ― матерью. Ариана не делала великих изобретений и не открывала новых стран; она была просто девочкой. За свою недолгую жизнь она не успела ничего, кроме как доставить матери кучу неприятностей, влюбиться и ударить Питера Гарднера по щеке.

Последнее радовало больше: пожалуй, это тянет на какое-то достижение. Ариана в жизни никого не била, но последние месяцы только и хотела, что дать Питеру по лицу. Если бы он растерялся, рассердился, то её цель была бы достигнута. Но Питер Гарднер засмеялся, и Ариана вышла проигравшей даже из этой битвы.

Он выигрывал по всем фронтам, а она проигрывала. Тоже по всем.

Ариана пыталась спрятаться за иронией, юмором, знанием жизни. Спрятать там жуткую мысль о том, что сегодня вечером ей отрубят голову. Спрятать панический ужас, подбирающийся к горлу тошнотой, и огромный комок невыплаканных слёз бессилия.

Но, к счастью, дверь снова открылась, и на пороге появился до боли знакомый ей человек ― отец Алисандр, главный священник кафедрального собора.

Она надеялась, что он будет крестить её детей.

― Святой отец! ― воскликнула Ариана, вставая и понимая, что безумно рада видеть знакомое доброе лицо.

― Дочь моя, ― улыбнулся он, крестя её и благословляя. ― Я не знал, что ты здесь.

― Я и сама этого не знала, ― откликнулась она, вытаскивая из угла ещё один мешок. ― Садитесь, пожалуйста. А Вы здесь как оказались?

― Когда вчера утром на столицу напали, я служил в соборе. Здесь же меня и арестовали. Моя камера за стеной, ― с улыбкой ответил священник.

― Я подумала, что перед смертью положено исповедаться, и попросила Питера позвать Вас. Простите, что побеспокоила, ― вздохнула Ариана.

Он посмотрел на принцессу внимательно и серьёзно.

― Только я не знаю, с чего начать, святой отец. Меня не было здесь почти три месяца, и за это время я совершила очень, очень много дурного, ― пробормотала она, чувствуя стыд.

― Что же ты успела натворить, дитя моё? ― добродушно рассмеялся отец Алисандр.

― Ну… ― задумалась Ариана: чтобы припомнить всё, и часа не хватит, наверное. ― Я желала зла одному человеку. И я впадала в отчаяние. Я злилась, я даже ругалась! ― воскликнула она, припомнив «чёрт тебя подери», брошенное Ричарду во время родов Лилит.

― Это всё?

― Я… я не знаю, грех это или нет, ― пробормотала Ариана. ― Я полюбила одного человека. Очень сильно.

― Были ли вы вместе? ― осторожно, но сурово спросил святой отец.