Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

Последний день совместной деятельности выпал на 19 июля. Главной задачей была расстыковка с «Союзом» после 44 часов в состыкованном состоянии. Мы отошли так, что расположились точно между «Союзом» и Солнцем, создав искусственное «солнечное затмение», которое фотографировали космонавты в качестве астрономического эксперимента. Когда мы закончили, Дик пошел на повторную стыковку и столкнулся с той же проблемой, как и я двумя днями раньше: он не мог разглядеть перекрестье линий в COAS*, поскольку свет отражался от дневной поверхности Земли. Он продолжил стыковку, которая, казалось, шла гладко, но через мгновение после контакта и захвата оба корабля начали колебаться. Однако колебания продолжались лишь несколько секунд и, скорее всего, произошли из-за неточности в совмещении кораблей по оси Х. В любом случае вторая стыковка была в пределах допусков, так что я не переживал по этому поводу. Два корабля оставались состыкованными в течение трех часов, а потом, в 13:42, мы отстыковались и включили двигатель на разделение[149].

Тут у нас появился шанс отомстить за тост с «водкой»: Вэнс Бранд взял с собой аудиокассету с записью голосов девушек, хихикающих под душем. И когда мы разошлись на дистанцию 50 километров и были вне зоны наших наземных станций, я связался по радио с Алексеем и спросил, чем они занимаются.

«Том, мы отдыхаем, поскольку хорошо поработали».

Я сказал ему, что мы еще работаем. Он спросил, почему. «Слушай», – сказал я.

Вэнс нажал кнопку воспроизведения, а Дик удерживал кнопку микрофона. Звуки хихикающих девушек и льющейся воды должны были быть слышны вполне ясно.

«Том! – вполне серьезно сказал Алексей. – Что вы там делаете?»

«Тяжело работаем», – ответил я.

Он все еще сомневался, верить ли моим словам:

«Вы шутите, не так ли?»

В конце концов я рассказал ему все.

И мы окончательно распрощались с «Союзом-19».

Алексей и Валерий оставались на орбите еще двое суток, выполняя серию экспериментов для советских ученых. Они успешно приземлились в Казахстане 21-го числа, и это была первая посадка на сушу, показанная в прямом эфире по телевидению во всем мире.

Мы с Вэнсом и Диком остались на орбите еще на трое суток, до 24-го, выполняя собственный комплект из 27 экспериментов – последних экспериментов американских ученых, которые можно было провести в космосе с участием человека до 1980 года или около того. 23 июля мы отстрелили стыковочный отсек; он оставался на орбите до первых чисел августа, а затем вошел в атмосферу и сгорел.

24 июля мы с Вэнсом и Диком запустили двигатель на торможение, а затем отделили служебный модуль. Командный модуль благополучно прошел торможение в атмосфере и направился к точке приводнения вблизи авианосца «Новый Орлеан» в 460 км к северо-западу от Гавайских островов.

Вэнс находился в левом кресле, я в центральном, Дик – в правом. На высоте 24 км я должен был щелкнуть тумблером, который электрически обесточил бы двигатели системы управления спуском. Во время торможения, однако, в наушниках разадся громкий визг, очень раздражающий – такой появляется иногда в аудитории, когда микрофон ловит динамик и дает положительную обратную связь. Позже мы узнали причину: произошло замыкание в контуре радиосвязи. Из-за визга мы не могли слышать ни друг друга, ни Хьюстон после того, как закончилась «мертвая зона» плазмы. Чтобы хоть как-то слышать друг друга в кабине, нам приходилось кричать. То ли этот шум не позволил Вэнсу и Дику меня услышать, то ли он слишком отвлек меня и не позволил отдать команду. Так или иначе, на высоте 24 километра нужный тумблер не переключили.

На высоте 7300 метров вышел вытяжной парашют, стабилизируя космический корабль, и открылся клапан, впуская свежий воздух. Система управления спуском, реагируя на вращение командного модуля под вытяжным парашютом, включила двигатели стабилизации аппарата. Дыхательный клапан находился прямо под двигателями управления по крену, и в кабину засосало немного паров тетраоксида азота. Я опознал запах желто-коричневого тумана и сразу понял, что это такое.

На приборной доске передо мной были два переключателя, которые перекрывали вентили и прекращали подачу топлива к двигателям. Я приподнялся и задействовал их, но немного горючего еще оставалось в трубопроводах. Глаза начали слезиться, и мы закашлялись, когда газ стал жечь наши лица, рты и горло.

Основные парашюты должны были раскрыться автоматически на трех километрах. Я нажал кнопку ручного ввода, чтобы продублировать автоматику. Раскрытие прошло превосходно, мы снижались, продолжая кашлять, пока – бух! – не ударились о воду изо всех сил, с перегрузкой около 10g в плюс. Потом мы перевернулись носом вниз, с перегрузкой в 6g в минус, в то положение, которое в NASA называлось Stable 2. Мы повисли на плечевой привязной системе и ремнях кресел лицом вниз.

Черт подери, думал я, девять дней и три миллиона миль все шло хорошо, и вот пожалуйста: мы висим вниз головой на привязи с ядовитым газом в корабле.